"Пиковая дама" как предвестник крушения старого мира

Через секунду Графиня внезапно умрет. Фото Олега Черноуса с официальной страницы театра в Facebook

В Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко прошла премьера оперы «Пиковая дама». Режиссер Александр Титель, художник Сергей Бархин и дирижер Александр Лазарев услышали в музыке Чайковского предчувствие великой катастрофы XX века. Действие спектакля происходит накануне или во время Первой мировой.

Мир обречен – это слышно с первых нот увертюры, где, перефразируя Бетховена, уже судьба хватает героев за глотку стальной хваткой. Словно в агонии проносятся семь картин – без единой паузы, без возможности вздохнуть, остановиться, осмыслить. Вперед! – командует дирижер. Намерение его понятно – если бы идея не вступала в противоречие с качеством: не все артисты справляются со стремительными темпами, хрестоматийный сумбур, увы, имеет место быть. Вокалисты не всегда успевают элементарно взять дыхание, что неминуемо сказывается и на технике пения, и на смысловом интонировании.

Символичное и простое решение пространства у Сергея Бархина: ряды колонн, украшенных портиком, по периметру сцены и полукруглая колоннада, похожая на ту, что обрамляет галерею Казанского собора, внутри. День не настанет здесь никогда – из темно-синего в беспросветно-черный модулирует свет (Дамир Исмагилов). Наконец, неистребимая слякоть – в лужах (они по всей сцене) играют дети, Томский моет сапоги, а чтобы дамы не промочили ботиночки, в Летнем саду разложили настилы. Вода и знак темных вод Невы, конечно.

Спектакль выглядит своеобразным оммажем театру – в оформлении вспоминаются бело-черные колонны Давида Боровского в «Евгении Онегине» (они, в свою очередь, – посвящение знаменитой постановке Станиславского), сестры милосердия – привет знаменитому спектаклю «Так поступают все женщины», действие которого происходило в госпитале. Не говоря уже о том, что предыдущая «Пиковая дама» шла здесь в постановке Льва Михайлова – учителя Александра Тителя.

В этом мире уже нет виньеток екатерининской поры: Лиза (Елена Гусева) в простом, почти солдатском пальто, девушки с короткими стрижками, они пока еще жеманно курят (что будет через четверть века!), не прочь налить рюмочку, чтобы заглушить страшное, пророческое – для всех, не только для Лизы – слово «могила», что «вздумала» пропеть Полина (Ксения Дудникова). Старомодная, хотя и молодая, гувернантка, которая решила пожурить подруг за пение по-русски, осмеивается. А вот Графиню (великолепная Елена Заремба), которой по возрасту полагалось бы придерживаться старых порядков, старомодной совсем не назовешь. Она, кажется, куда прозорливее внучки и уж точно предчувствует грядущий слом. Недаром именно она, еще вполне крепкая, уверенная в себе женщина, стремительно выходит после того, как Полина закончила свой романс. Над Германом (Николай Ерохин), поверившим в анекдот про карты, эта Графиня посмеется (может, она сама когда-то этот слух и запустила?), издевательски проделав несколько танцевальных па, нисколько не убоявшись направленного на нее пистолета. Словно говорит: в меня – не посмеешь. Но – странная штука судьба – смерть может настигнуть внезапно, вдруг.

Конец Лизы страшен: в черной мгле появляются тени солдат с винтовками (изменится свет, и они окажутся игроками со стульями), та сбрасывает перчатки, шарф, пальто и «тонет» в солдатском «омуте».

А прощение умирающему Герману дарит только музыка Чайковского. Мимо, мимо пройдет Лиза, взглянет – и оставит возлюбленного наедине с его судьбой.