Я сижу, ты сидишь, он (она) сидит, мы сидим...

«Заходите к нам на огонек».

Несколько дней назад поймала в электронной почте письмо. Одно пиар-агентство извещало: «Уважаемые коллеги! Показ фильма Алексея Пиманова «Мужчина в моей голове» состоится в Можайской женской колонии... Журналистам предлагают посмотреть фильм вместе с осужденными, принять участие в его обсуждении, совершить экскурсию по зоне, пообедать на зоне...» Дальше в письме, правда, говорилось о том, что данная акция имеет благотворительную цель – строительство в колонии родильного дома.

Так уж сложилось: на зоне побывать не довелось. Пока. Ни в каком качестве. Но от сумы да от тюрьмы, как всякий нормальный человек, не зарекаюсь, а потому представила себя на минуту по ту сторону колючей проволоки. И вот шагаю я со товарищи куда-нибудь из столовой в мастерские, а тут перед воротами останавливается автобус. Из него вываливаются робкие, но любопытные журналисты. А нас уже предупредили, что экскурсия из Москвы прибудет и чтобы матом не разговаривать, головы вымыть, легкий макияж приветствуется... Тех, кто заслужил, – пустят в зал смотреть кино Пиманова. Там же журналистов посадят (в зал, я имею в виду, только в зал!), и они примутся смотреть, как мы смотрим кино. Потом им покажут, где и как мы живем, а потом покормят экзотической пищей. Может, нас даже будут кормить вместе, и журналисты увидят, что мы практически ручные и наши повадки совсем почти человечьи.

Словом, на один день превратимся в зоопарк, в зверинец, в короткое незабываемое приключение-впечатление для столичных благополучных вольных писак.

Вся страна сошла с ума с этой тюремной тематикой. В Москве страшно заходить в магазины – в каждом втором закрепленная повыше к потолку магнитола гоняет так называемый русский шансон, по сути – тюремный. И пока ходишь, выбираешь продукты, над головой несется что-нибудь вроде:

Посмотри на это небо

Взглядом, бля, тверезым,

Посмотри на это море –

Видишь это все в последний

раз.

Глупо жаловаться, если страна от этого кайфует. Тюрьма – наш второй дом, привычный и родной. Настолько родной, что не замечаем. «Прекратите базар!» – говорит интеллигентная учительница, не зная, что выражение это совсем свежак в обиходной лексике, только-только из блатняка пришло. Такие обычно-привычные «амба», «брать на понт», «грохнуть», «фуфло», «тащиться», «перетереть», «беспредел», «опустить», «разборка» – все это ничтоже сумняшеся приняли мы в язык с распростертыми объятиями.

Баланды не хочется даже в порядке экзотики. Фото Григория Тамбулова (НГ-фото)

Язык – он не дурак, он будет отбирать, вбирать и столбить только то, без чего уже не может обойтись большая часть его «клиентуры». Тюряге в России – раздолье. Она диктует свои правила воле, естественным образом осуществляя стирание границ между волей и неволей. «Здравствуйте. Заходите, присаживайтесь, чувствуйте себя как дома» – это отвратительное «присаживайтесь» вместо нормального «садитесь» теперь уже навеки. Страна, проявившая такую недюжинную, завидно неразрывную спайку политики и криминала, элиты и криминала, телевидения и криминала, жизни и криминала, не может позволить себе говорить «садитесь». От греха подальше. А недавно появившаяся и тоже, вероятно, уже навсегда укоренившаяся манера отгораживаться от живых людей неживым их наречением во множественном числе: «проходим быстренько, не задерживаемся!», «проезд оплачиваем!», «билетики показываем!» – это ведь тоже оттуда, из мест, где нет людей, а есть организованное безликое скопление элементов, к которым «западло» даже обращаться хоть как-то. Быдло и есть быдло. Выйдет с зоны – все равно быдлом останется.

Михаил Круг – певец, романтик и просто золотой души человек. Страна рыдала, когда его не стало. «Мааагаадан – значит, опять домой,/ В этот волшебный сон». Телепередачи, фильмы, «Как уходили кумиры»... Александр Розенбаум – тот вообще для интеллигентов со своим псевдоэстетским «Вальсом-бостоном» или «Заходите к нам на огонек» пример. А потом – та же вонючая тюремщина, что и во всяком низкопробном шансоне. «Эй, начальничек, не томи,/ А скажи, где маманя ждет».

«Вы нам тут свои вкусы не навязывайте», – потребовала продавщица, увидев, что я пытаюсь утихомирить очередного Розенбаума или иже с ним, плюющегося из динамика блатной слизью. Я не стала ругаться – что толку? Страна, оплакивавшая Япончика так, что на время забылись все радости и невзгоды мира, видимо, этого заслуживает. Она заслуживает того, чтобы на похороны «самого известного вора в законе» съезжалась культурная и прочая элита страны, по всем каналам показывали «последнее интервью Япончика» – спешите видеть! – который, оказывается, вызывал даже уважение у некоторых представителей правоохранительных органов. «Он действовал и по понятиям, и соблюдал в какой-то мере наши законы. Он не занимался беспределом, потому и заслужил уважение даже в нашей среде, среди профессиональных сыщиков... есть уважение профессионала, кем бы он ни был» – это из интервью генерал-майора милиции Александра Гурова одному из российских СМИ.

Потому что наш дом – тюрьма. Нам это дают понять на каждом шагу – у нас ведь даже по газонам не ходить не просят, а запрещают. «Машины ставить запрещено!» «Вход запрещен!» «За ограждения не заходить!»

Да вы не обижайтесь – все по понятиям. Быдлу – быдлово.

А с Пимановым на зону я не поехала. Я и в обычный-то зоопарк не люблю ходить.