Екатерина Барабаш Гас Ван Сент снимает про людей, которым плохо. Плохо катастрофически, безысходно. А сам режиссер словно прячет руки за спину: выкарабкивайся сам. Но его герои не выкарабкиваются. А зритель уходит с фильма с тяжелым сердцем: вот еще один заманил в темный тоннель, в конце которого нет и просвета.
Несколько лет назад Ван Сент получил «Золотую пальмовую ветвь» Каннского фестиваля, как многие говорили, «вместо Триера» ≈ за фильм «Слон». Под звуки «Лунной сонаты» двое подростков шатаются по школе, говорят ни о чем, вступают в ничего не значащие ленивые беседы с одноклассниками, а потом из автоматов в упор расстреливают полшколы. Скандал тогда в Каннах разразился шумный ≈ явным, стопроцентным фаворитом считался «Догвиль» Ларса фон Триера.
На последний Каннский фестиваль Гас Ван Сент привез ленту «Параноид парк». Полуторачасовая картина о мучениях подростка, случайно убившего охранника где-то на железной дороге. Тень Достоевского неотступно следует за героем-тинейджером из кадра в кадр. Собственно, Ван Сент и не скрывает, более того ≈ подчеркивает, что «достоевщинка» здесь ≈ такой же главный герой, как и подросток Алекс. Даже свой Порфирий Петрович на него находится. Только итог другой. В «Параноид парке» мальчишка так и продолжает жить ненаказанным, и трудно сказать ≈ во благо это или во вред.
Ван Сент ≈ мастер параллельных повествований. У него проблема живет словно отдельно от героев. Ему удается волшебным образом создать одновременно ощущение полной причастности и такого же полного отстранения от героев. Мы видим напуганного, настороженного подростка, сжавшегося внутри и от страха быть «расколотым», и от жалости к убитому человеку, и от непонимания ≈ как со всем этим дальше жить?
Мы как будто слышим, как напряженной струной звенят его нервы, но при этом мы с жестоким удовольствием наблюдаем за его историей болезни. Это похоже на адскую игру, зритель чувствует себя одновременно и Раскольниковым, и Порфирием Петровичем. Кто победит? Ван Сент искусно водит зрителя между двух огней, меж двух противоположностей, не давая возможности ни остановиться, ни перевести дух, ни решить для себя, кто тебе ближе. Смотрите, говорит он, сочувствуйте, если хотите, осуждайте, если хотите. Дело ваше. Но думать об этом мальчишке вам еще придется.
