Святитель-хирург и Лев Толстой

Лука Войно-Ясенецкий считал, что в том эпизоде, где князь Андрей видит небо Аустерлица, Толстой наилучшим образом отразил понимание конца земной жизни. Кадр из фильма «Война и мир». 1967

Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) – выдающийся хирург и святой советского времени. Сегодня его имя широко известно. В Москве, Красноярске, Мурманске и многих других городах существуют храмы с престолами в его память. В Греции, Болгарии, Сербии, Кипре также есть церкви, где престольный праздник связан с именем знаменитого врача.

Большую роль в становлении юного Валентина (так звали Луку до пострига) сыграл Лев Толстой. Великий писатель помог, сам того не подозревая, найти будущему святому свое место в церковной ограде.

В автобиографических записках Войно-Ясенецкий признается, что колебался между живописью и медициной. Но, желая быть полезным «страждущим людям», стал врачом. На формирование его мировоззрения большое влияние оказал брат Владимир – студент юридического факультета Киевского университета. В студенческой среде тех лет народнические идеи имели широкое распространение. Хождению в народ интеллигентов способствовали и книги Льва Толстого. Валентин стал подражать писателю, о чем он говорит в своих воспоминаниях: спал на полу на ковре, а летом уезжал на дачу, косил траву и рожь вместе с крестьянами, не отставая от них. Он даже написал 30 октября 1897 года письмо графу с просьбой повлиять на свою мать. Валентин хотел приехать к графу и жить под его присмотром. И это желание можно понять. В жизни, наверное, каждого человека бывают моменты, когда хочется вернуться в детство, найти «нового отца» – мудрого учителя жизни.

Творчество Льва Толстого неотделимо от России, от миллионов людей, чьи души он преобразил. Он сказал много важного и ценного в отношении богатства, милосердия, доброты. Гениальность Толстого – это дар Божий. И он принес многие достойные плоды этого дара. Да, его религиозные воззрения вызывали бурные споры. Но его неправота отчасти была обусловлена дефектами российской «государственной церковности» накануне своей катастрофы.

Валентина привлекало в Толстом именно это желание жить по правде. Его притягивал искренний голос по-своему религиозного человека.

Интересно, что письмо Войно-Ясенецкого нашлось в архиве музея-усадьбы «Ясная Поляна». Его раскопал ведущий научный сотрудник Николай Пузин. Впервые оно было опубликовано в 1994 году в «Вестнике русского христианского движения», который издавал Никита Струве. Валентин просит писателя: «Убедите же, ради Бога, мою мать, что если она ждет от меня многого, то должна радоваться, что я еду в деревню. Убедите ее в том, что я принесу много пользы своей душе и немного пользы голодным, если проживу эту зиму в деревне; что мне не грозит там никаких опасностей (она и этого боится). Чтобы успокоить ее, я сказал, что, если Вы позволите, я поеду в Ваш уезд и буду жить под Вашим присмотром. Если Вы напишете ей, что это возможно, то мой отъезд не будет для нее тяжелым ударом. Ради Бога, напишите ей, что я не превратно понимаю учение Христа, что я ничего опасного не затеваю, и растолкуйте, что нельзя человеку затушить в себе голос совести, если он два года настойчиво требует одного и того же, что если человек не последует этому голосу, голосу Бога, то он умрет духовно».

Поездки в деревню, однако, не случилось. Когда юноша, живший в то время в Киеве, отправился к директору народных училищ с просьбой устроить его в сельскую школу, директор, оценивший народнические настроения посетителя, все же убедил его поступить на медицинский факультет.

А что же Толстой? Он ответил молодому человеку. И письмо это Войно-Ясенецкий хранил долгие годы. Оно пропало во время обысков (всего в тюрьмах и ссылках святой хирург провел 11 лет).

В своей автобиографии Войно-Ясенецкий утверждает: «Мое толстовство продолжалось недолго, только лишь до того времени, когда я прочел его запрещенное, изданное за границей сочинение «В чем моя вера?», резко оттолкнувшее меня издевательством над православной верой». Однако не будем забывать, что свою автобиографию Лука писал в годы, когда занимал Крымскую кафедру. Он выстраивает легенду, убирает какие-то моменты, которые могут смутить прихожан.

А «смущающих» фактов в его жизни было немало. Достаточно сказать, что до революции, оставаясь вполне верующим, он подолгу не посещал церковь, объясняя это тем, что у земского врача воскресные дни самые занятые.

Существует важное высказывание Луки о Толстом, прозвучавшее значительно позже знакомства с трактатом «В чем моя вера?» (письмо Александру Хирьякову, датировано 1913 годом): «Лев Толстой был для меня в буквальном смысле слова духовным отцом. Его нравственную философию я воспринял как близкую мне истину, под его влиянием решил труднейший для меня выбор между живописью и медициной, определил свой жизненный путь и свое отношение ко всему окружающему. Величайшая художественная ценность произведений Толстого находится в теснейшей связи с их неисчерпаемой моральной глубиной».

К этому стоит добавить, что в одной из книг личной библиотеки Войно-Ясенецкого есть запись, сделанная его рукой. Святитель говорит о том, что Толстой наилучшим образом отразил понимание конца земной жизни в эпизоде, где князь Андрей видит небо Аустерлица (об этом пишет филолог Оксана Виноградова).

Думается, небо Аустерлица перевешивает все абстрактные фантазии о том, как устроен мир. Каждый из нас может его увидеть внутри себя и вместе с тем приобщиться к духовному опыту святителя Луки (Войно-Ясенецкого) и великого и простого Льва Толстого.