Блуждая по замкнутым пространствам

Один не вернулся, и их осталось двое.
Кадр из фильма «Подводное течение»

Московский кинофестиваль в этом году скромен. Не в отношении кино. А по охвату вовлеченного городского пространства. Теперь охотливый до седьмого искусства зритель уверенно держит путь в основную фестивальную резервацию – кинотеатр «Октябрь» на Арбате.

Есть еще Дом кино на Васильевской, да там лишь русская программа игрового полного метра и анимация, причем мультипликационная подборка на порядок интереснее. Фильмы на фестивале тоже стремятся сократить, ограничить пространство и засадить туда своего персонажа, дабы лучше изучить и помучить.

Далеко не секрет, что на ММКФ наряду с основным конкурсом не менее увлекательно смотрится параллельный – «Перспективы», куда собирают полнометражные игровые дебюты. Здесь в путешествиях по авторским вселенным попадаются заповедные уголки, где недурно остановиться, хотя и не для отдыха.

Сразу несколько режиссеров возвращаются к верному принципу – герой раскрывается, растворяясь в пространстве, под натиском замкнутости. Таково, например, «Подводное течение» исландца Арни Олафура Асгейрссона. Оно загоняет своих персонажей в море на старое рыболовецкое судно. В устоявшейся команде новичок – племянница капитана, которая, сбежав из своей жизни, никак не вольется в здешнюю. Над командой тяготеет проклятие смерти – один из членов экипажа не вернулся из предыдущего плавания. В сущности, когда пересказываешь, соль теряется, будто ее вымывают слова. А их в фильме не так много. Говорят взгляды, жесты, как бы случайные детали, не получающие отдельного комментария. Говорит море. Нечто подобное, но не так ладно пыталась сделать Изабель Койшет лет шесть назад, решив открыть нам «Тайную жизнь слов». Слова утопили тайну.

Русский фильм «БАгИ» Андрея Богатырева заглядывает в офис, до наивного схематично показывая быт и нравы менеджеров-середнячков. Идет в муниципальную больницу и там опять вязнет в клише. Выходит на блошиный рынок и тут тоже впадает в тривиальщину. А идея вроде бы обещающая – два человека, разные по возрасту, положению в обществе, взглядам на жизнь в этом самом обществе, ищут деньги на операцию, пытаясь спасти человека. Если верить названию, которое на жаргоне программистов означает системную ошибку, то Богатырев, наверное, хотел показать, как «сбоит» наша российская система, как часто она сбивается из-за сточившейся резьбы у человековинтиков. Но режиссер, пусть и тренировавшийся раньше на документальном кино, весь свой фильм превращает в один большой баг. А самыми достоверными (но оправданными ли?) в его работе оказываются те самые общенародные слова ругательного характера, что первым делом стремится выучить иностранец, лишь начинающий знакомство с русским языком.

Румынская лента «Моя сексуальная жизнь» Корнела Жорже Попа знакомит зрителя с молодой матерью-одиночкой, которая работает в ночную смену в секс-шопе. И нас пытаются вовлечь в переживание – то покажут снятое любительской камерой интервью с ней, то просто передают на экран хронику ее нервных ночных дежурств в магазине недетских игрушек. Постепенно игровое и документальное настолько разобщаются, что окончательно расшатывают веру в героиню, которая страдает от своей доли вполсилы, по инерции ходит на собеседования в поисках другой работы. Будто бы и давно свыкшись, лишь повторяя, что тут – как в любом другом магазине. Такое вот соглашательство.

Кстати, по поводу конформизма – ММКФ приготовил свою ремарку. В программе «1675 километров итальянского кино» показали второй фильм Бернардо Бертолуччи «Перед революцией» и привезли отреставрированную копию. Любопытно, что за шесть лет до прозвучавшего «Конформиста» ту же самую тему режиссер развивает и здесь, решая ее иначе. Еще любопытнее наблюдать за реакцией публики. Избалованный современным динамизмом зритель не выдерживает груза классики и уходит. Потом приходит новый, поглядит немного, отхлебнет черно-белого кино и уйдет, не дождавшись финала. Усидчивостью может похвастаться разве что половина и без того небольшого зала. Стало быть, тема конформизма потеряла свою актуальность? В самом деле, как часто мы задаемся вопросом, соглашаться ли, как часто противимся несправедливости – на рабочем месте, в общественном транспорте или на улице? Вот ведь вопрос.