Открылась неделя баварского кино

УДОБНО назвать фильм "Экспериментом" и снять с себя всякую ответственность за его результат. Эксперимент он и есть эксперимент. Удался, не удался - дело житейское.

Впрочем, вопреки обещанному в заглавии в фильме Оливера Хиршбигеля нет ровным счетом ничего экспериментального. Выдержанный в традициях психологического триллера, он выстроен по классическим законам, открытым еще Хичкоком. От саспенса к саспенсу, в критических моментах время замедляется, в промежутках между ними набирает скорость паровоза.

Фильм частично основан на действительно проводившемся в 1971 году Stanford Prison Experiment. Собственно, сюжетом становится ролевая игра, из тех, что в изобилии наплодил Эрик Берн. Группа медиков подбирает себе группу подопытных кроликов. Двадцать мужчин по доброй воле соглашаются на две недели примерить на себя ситуацию реальной тюрьмы и смоделировать взаимоотношения тюремщиков и заключенных. За это им обещают значительное вознаграждение, так что помимо искателей приключений и любителей экстремальных ситуаций сюда попадают и простые обыватели. Задача любой игры такого рода - заставить человека поверить в реальность его игровой ситуации. Поэтому закономерно, что в какой-то момент удачно сложившаяся игра выйдет из-под контроля. Что и происходит в фильме Хиршбигеля, где играющие в тюремщиков заигрываются до того, что подвергают насилию самих руководителей эксперимента и берут власть в свои руки.

Фильм примечателен тем, что он не использует ни одного из многочисленных шансов стать чем-то большим, чем просто добротное кино с голливудским знаком качества. Сама интрига сюжета, где медики наблюдают за своими подопечными посредством расставленных повсюду видеокамер, подсказывала формальный ход "кино в кино". Изображение могло расслоиться на два, а то и на три визуальных пласта (если учесть, что герой Морица Бляйбтроя - журналист - попадает в камеру, предварительно наделенный волшебными очками со встроенной видеосистемой). Режиссер же использует видеоэффекты исключительно в целях драматургической необходимости. Более того, он даже не отыгрывает до конца эти визуальные линии. Бляйбтрой весь фильм что-то без устали снимает, а уходит все это - такое ощущение - транзитом в "Белые Столбы". То же самое и с эффектным фотографическим рядом, промелькнувшим в начале фильма в сцене с инцефалограммой, - он выглядит как случайная слабость режиссера или же операторский каприз. Оливер Хиршбигель будто хочет показать свою осведомленность в модных тенденциях современного кино, но при этом дает понять, что плевать он на них хотел.

Собственно, снять экспериментальный фильм про эксперимент Хиршбигелю не удалось. Вышло кино про инфантильную немецкую душу. Изрядными недоумками здесь выглядят все поголовно. Начиная с главного психолога доктора Тона, который в разгар эксперимента спокойно отвисает на каком-то фуршете, а потом бегает с выпученными глазами по коридору в поисках своих заигравшихся подопытных и изнасилованных сотрудников. И заканчивая красавчиком Блайбтроем, самой отличительной чертой которого является клаустрофобия, последствие неотрефлексированной детской травмы. А в сцене, где главный злодей-тюремщик, замочив предварительно пару самых невинных "игроков", стоит по уши в кровище и говорит своему благородному антиподу: "Ты же первый начал", зал откровенно покатывается от смеха.

Выйдя на сцену кинотеатра "Зарядье" и утонув в цветах и овациях, Оливер Хиршбигель растроганно произнес, что нигде не видел столь замечательной публики, как московская. Что ж, немецкий экспериментальный идиотизм исторически сродни только идиотизму русскому.