Екатерина Барабаш
'Вздыхал и думал про себя: когда же черт возьмет тебя?'
Кадр из фильма 'Его брат'
Странный режиссер Шеро умеет вызывать шум. Буквально на "ура" прошла по всему миру его экранизация "Королевы Марго". Почти в шок поверг всех "Интим" - количеством некрасивого и равнодушного секса, получивший высшую награду одного из самых престижных международных кинофестивалей - Берлинского. А на последнем Каннском фестивале председатель жюри Патрис Шеро, человек с несколько смазанной, невзрачной внешностью, вдруг ударился в эпатаж, выйдя на сцену оглашать лауреатов одетый, как гробовщик, во все черное. Даже рубашка на нем и та была черной. Выражение лица соответствовало цвету одежды. Не имея возможности произнести это вслух, Шеро таким образом присоединился к тем, кто истово бранил фестиваль за слабую программу. И можно предположить, что душа его не лежала к фильму "Слон", которому и отдали "Золотую пальму". Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, как было на самом деле и какие интриги плелись в недрах фестиваля. Впрочем, они плетутся всегда и везде на крупных фестивалях, и не о них сейчас речь.
Как театральный режиссер российскому зрителю Шеро известен куда меньше. Привезли как-то его "Гамлета", в котором, к немалому удивлению публики, использовали всю мхатовскую машинерию (нынче про нее, кажется, все забыли). Только вот беда - Шеро использовал в спектакле настоящую лошадь. А лошадь умудрилась на сцене совершить все возможные физиологические отправления, и спектакль многим именно этим прискорбным фактом и запомнился.
Когда на последнем Берлинском фестивале жюри огласило перед журналистами лауреатов, журналисты поначалу были сильно разочарованы. Помилуйте, что в "Его брате" такого, чтобы давать приз за лучшую режиссуру? Даже название - скучнее не придумаешь. И пошли догадки: наверное, это потому, что Шеро будет председателем жюри в Каннах, вот его на всякий случай и задабривают. Надо либо еще раз посмотреть "Его брата", либо хорошенько его вспомнить, чтобы убедиться в полной несостоятельности таких заявлений.
Шеро скромно назвал свою картину фильмом о деградации человеческого тела. Смертельно больной Тома (Бруно Тодескини, один из самых заметных на сегодняшний день французских актеров) вдруг обращается к брату-гомосексуалисту Люка (Эрик Каравака), с которым давно прервал отношения, в частности, из-за его сексуальной ориентации. Он просит Люка быть рядом с ним до самой смерти. Звучит высокопарно, но жить-то Тома осталось несколько недель. И Люка отправляется с больным братом в последнее путешествие, на берег моря.
Конечно, Шеро поскромничал, назвав "Его брата" фильмом о деградации тела. Тело телом, оно действительно на глазах зрителя буквально вянет, как еще вчера нежный цветок, заволакивается какой-то невидимой смертельной оболочкой. Оно некрасиво, это тело, настолько некрасиво, что его даже не хочется жалеть. Хочется только, чтобы оно поскорее убралось с глаз долой. А точнее - чтобы Тома наконец оставил этот мир и своего несчастного брата. "Его брат" - это скорее фильм о нас самих перед лицом смерти. Не о главном герое, не о его брате, наконец, а каждом из нас. Что может быть интереснее смерти? Наверное, только отношение к ней.
"Его брат" - очень странный фильм. Это словно фильм наоборот. Когда ловишь себя на том, что наблюдение режиссера и оператора за процессом умирания тебе неприятно, как неприятен и сам полуумерший герой, когда понимаешь, что вид полутрупа вызывает гаденькую радость оттого, что это не ты там на экране делаешь последние шаги в сторону Вечности - зрительный зал и экран вдруг меняются местами. Режиссеру и актерам вдруг перестают быть интересными перипетии отношений двух братьев, один из которых с трудом несет свое тело навстречу скорой смерти, и они переключают внимание на нас. Смотреть, как люди наблюдают за смертью, гораздо интереснее, чем наблюдать за самой смертью. Все без исключения зрители становятся объектом пристального изучения хитрого режиссера, он, невидимый, будто дергает за ниточки наши чувства, наши эмоции, проверяя на нас свое собственное отношение к смерти. И получается невеселая картина: смерть-то, оказывается, отталкивающа, умирающий эгоистичен, раздражителен и раздражающ. Смерть в фильме Шеро становится таким же полноправным персонажем, как и остальные, и, пожалуй, даже главнее - она интереснее, ее ждешь, и ничего таинственного в ней нет. Есть только некрасивое умирающее тело, о котором все забудут, как только оно превратится в полноценный труп. Вот и все.
