Дарья Курдюкова
Анатолий Шугрин. Семья. 50–60-е годы.
Фото предоставлено организаторами выставки
В России, как известно, надо жить долго. Анатолий Шугрин (1906–1987) прожил длинную жизнь, но своей персональной выставки так и не дождался. В 1982-м его ретроспективу устроили в Вашингтоне (ее организовал друг Шугрина, эмигрировавший в Штаты врач-психотерапевт, коллекционер Владимир Сирота), а в Москве открыли только теперь. Сейчас Третьяковка показывает около 80 его работ (графику, живопись и скульптуру) из частных собраний Москвы и Петербурга.
Наверное, вместо истории «забытой» вернее было бы сказать об истории «неизвестной» – или почти неизвестной, поскольку в столичных, московских и петербургских музеях работ Анатолия Шугрина нет. Есть они в музейных собраниях Нукуса, Ярославля, Новосибирска и Тбилиси, есть в российских и зарубежных (французских, американских┘) частных коллекциях. Поначалу имя Шугрина привлекает внимание в связи с его учителем по Московскому государственному техникуму изобразительного искусства памяти восстания 1905 года – Михаилом Соколовым. Тот работал над своими нежными и одновременно экспрессивными портретами, натюрмортами, лирическими пейзажами, часто объединяя их в циклы («Цирк», «Прекрасные дамы», «Уходящая Москва»┘). Семь лет провел в сталинских лагерях, где создавал миниатюрные работы из того, что было под рукой, – глина, зубной порошок, зола...
То, что делал Шугрин, как и в случае Соколова, развивалось параллельно – не в смысле рядом, а в смысле без пересечений – большим и громким событиям художественной жизни СССР. Правда, он состоял в горкоме живописи, позднее вступил в МОСХ (что обеспечивало некоторые заказы), участвовал в 1933-м в коллективной выставке «Художники РСФСР за 15 лет»; а в войну, во время службы в армии, изображал Минина и Пожарского, Суворова, Кутузова┘ Писал он, было такое, даже портрет вождя. На выставке в ГТГ никаких свидетельств о тех работах нет, а жаль – вот бы сравнить их с, кажется, не предполагающими ничего «такого» представленными вещами. Негласный кодекс чести художников, начиная с авангардистов 1910–1920-х годов и потом, когда в 32-м все литературные и художественные группировки свернули, очистив дорогу единой идеологии будущим худсоюзам, предполагал любовь к европейскому модернизму. В искусстве Анатолия Шугрина несколько проблематично говорить об эволюции – художник не проставлял годы на своих работах (и, кстати, не давал названий), и многие датировки остаются плавающими: 30–40-е, 60–70-е┘ Удобнее – и выставка этому вполне способствует – сравнить его творчество с палитрой.
Между прочим, Шугрин был смелым колористом, не боявшимся сочетаний ярких – оранжевого с зеленым, сиренево-розового с синим – цветов. Так вот, на этой палитре и проба пера на тему шагаловских зеленых/розовых/голубых любовников – «Голубые влюбленные» 40–50-х. И вглядывание в портреты Модильяни: мужчина в красной феске да и многие другие персонажи смотрят в упор – глазами без зрачков – с какой-то особой застылой мимикой. Тут кубистическая скульптура «Пикассо» – и это в 60-х годах, после выставки Пикассо 1956-го, когда правительство всячески мастера зазывало приехать (на что он, надо сказать, не поддался), а затем с энтузиазмом осуждало его «формалистические» работы. Там матиссовский колорит «Городского пейзажа», где «борются» раскаленная солнцем земля, оранжевая и сине-голубая в тени. Супрематические и кубистические коллажи, вполне традиционный скульптурный женский портрет из дерева и вдруг – экспрессивное, изломанное «Распятие» (тоже деревянное)┘
Сюжеты Шугрина в графике и в живописи – натюрморты, пейзажи, но больше всего портретов. Они ироничны, часто почти гротескны, как, например, «Три грации» в косынках, а кто-то даже и на шпильках, выгуливающие собаку. Такие образы появляются в 40-х, но большей частью потом, в 50–70-х годах – кто знает, возможно, как «противоядие» созданным изображениям полководцев и портрету Сталина. Однако это «потом» было практически в стол: помня подвергшегося репрессиям учителя Михаила Соколова, Шугрин опасался выставляться. А еще он преподавал в Художественной школе № 1, той самой, что с 1956-го занимает часть знаменитой бывшей гимназии Льва Поливанова на Пречистенке, откуда когда-то вышли Андрей Белый, Валерий Брюсов, Максимилиан Волошин... Такая история.
