Над всей Италией безоблачное небо

В Италии фильму Торнаторе придали статус нацпроекта.
Кадр из фильма «Баария»

Новый фильм итальянского классика Джузеппе Торнаторе «Баария», которым открывался прошедший Венецианский фестиваль, – эпического размаха полотно. На этом полотне разместилась вся история второй половины ХХ века. Как ее видит Торнаторе.

Детство маленького оборвыша Пеппино Торренуова (в детском, подростковом и зрелом возрасте его играют соответственно Джованни Гамбино, Давиде Вивиани и Франческо Шанна) пришлось на войну и муссолиниевский период истории Италии. Подростком он вступил в Коммунистическую партию, стал ее активистом и влиятельным членом, женился на своей первой любви (Маргарет Маде) и нарожал кучу детей.

Джузеппе Торнаторе снял самый масштабный и один из самых дорогостоящих итальянских фильмов современности. В прошлом году он открывал Венецианский кинофестиваль, в этом был выдвинут на «Золотой глобус». А главное – «Баарии» на родине придали статус эдакого нацпроекта, эпического полотна, воспевающего величие Сицилии, а среди продюсеров числится Мария Берлускони – дочь главы государства. Так что биография пламенного коммуниста Пеппино Торренуова здесь только сквозной сюжет, а на него уже нанизаны куда более важные эпизоды, которые и составляют фильм. Они перетекают из одного в другой и иногда к персоне, на которую здесь возложена миссия главного героя, вовсе не имеют никакого отношения.

Торнаторе плавным переходом от эпизода к эпизоду создает ключевой, самый важный для «Баарии» эффект – панорамы ярких образов. Из них он и складывает, как мозаику, это эпическое полотно. Вот американский солдат дарит девочке парашют, его белоснежная ткань застилает весь экран, и вот уже вся деревня щеголяет в белых рубашках. Вот лихой деревенский парень поднимает зубами наковальню – восторженная публика спешит убедиться, что зубы у него настоящие, камера выхватывает челюсть победителя – хоп, и вот уже во весь экран скалится лошадиная морда, и действие катится дальше, оставляя далеко позади парня с его сверхкрепкой челюстью и наковальней.

Но эта же вполне гоголевская эпическая картина делает Торнаторе дурную услугу – фильм грешит, как многие киноэпопеи, тем, что его можно начинать смотреть когда угодно и заканчивать в любой момент. Можно смотреть пять минут, можно – час. Здесь нет, по сути, никаких перемен, никакой драматургии. Герой растет и завоевывает вес в обществе, марксистов перестают бить палками – вот и все, что здесь меняется. Это такой National Geografic, но сконцентрированный не на тиграх, кенгуру и леопардах, а на людях.

Что самое ценное в «Баарии» – то, за что Торнаторе можно простить и госзаказ, и все на свете: это редкий образец чистейшего позитивизма. Что бы ни происходило – война, чистки, репрессии, – все равно эти события только скользнут где-то на горизонте, по первому плану пройдется Торренуова с пачкой листовок, где-то в толпе мелькнут лица Моники Белуччи и Микеле Плачидо. В центре же кадра останется какой-нибудь весьма яркий тип (хромой, с бельмом на глазу, толстый, в смешной шапке, наконец), что-нибудь колоритно выкрикивающий в толпу. Во время драки политических противников на митинге Торнаторе упорно наводит камеру не на сражающихся в кулачном бою идейных противников, а на стоящего в углу невозмутимого дельца в кепарике, продолжающего среди суматохи продавать доллары. Дальше без этого персонажа вообще ни одна уличная сцена не обойдется – нет-нет да вылезет из подворотни.

До сих пор образцом такого позитивизма в кино был Кустурица лучших времен, когда еще не успел всем осточертеть со своими веселыми покойниками и периодически выходящими из кустов оркестрами. Теперь его пьедестал покачнулся – тем более что у Торнаторе он в «Баарии» переходит уже из рубрики мировоззрения в раздел национальной идеи.