Ханс Ульрих Обрист по прозвищу Швейцарское Динамо

Самый популярный объект на выставке do it. Фото с официальной страницы музея современного искуства «Гараж» в социальной сети Facebook

«Гараж» превратился в музей современного искусства и дебютировал в этом статусе интерактивной выставкой do it Москва. Ее автор – Ханс Ульрих ОБРИСТ – один из самых влиятельных кураторов и критиков в мире, еще пять лет назад журнал ArtReview поместил его на верхнюю строчку своего рейтинга (за активность и неутомимость на Западе его называют Швейцарское Динамо). Если коротко, суть придуманного Обристом еще в 1990-х проекта do it в том, что художник вместо произведения дает инструкцию, а воплощает ее кто-то другой. В Москве, например, выставкой занимались кураторы Снежана Кръстева и Анастасия Митюшина. О кураторстве, о глобализации, об идеях пока неполно переведенного с французского даже на английский писателя Эдуарда Глиссана и о том, почему Обрист хочет поехать на петербургскую «Манифесту 10», по скайпу с ним поговорила корреспондент «НГ» Дарья КУРДЮКОВА.

– Идея разрастающейся на глазах и путешествующей по миру 20 лет выставки do it возникла из разговора в кафе. Париж, 1993 год – это мы знаем, а как произошло остальное, что вы тогда обсуждали с художниками Кристианом Болтански и Бертраном Лавье?

– Мы рассуждали о существовании искусства во времени, о том, с одной стороны, как сделать его более открытым для зрителя, а с другой – как саму публику превратить в участника. Можно, например, оставить инструкции объектов, чтобы создавать и воссоздавать объекты – как в музыке, в опере. И мы подумали, что и целую выставку можно воспроизвести посредством инструкций, возможно, даже какой-то книги. На самом деле, в 1960–1970-х такие попытки уже предпринимались, но они носили локальный характер. Мы тоже сначала обсуждали это в своем кругу, но потом перешли на уровень французского правительства, и оно нас поддержало. Собственно, так все и началось.

– Таким образом, ваш проект говорит о том, что в contemporary art сделанность произведения отходит на второй план перед идеей – или, может, дело в бартовской «смерти автора» и свободе интерпретатора?

– Интересный вопрос. Для меня тут речь идет о расширенных возможностях в искусстве – и для авторов, и для участников. Вспоминая слова знаменитого композитора и дирижера Пьера Булеза, я бы сказал, что это скорее привносит новую форму, ведь когда композитор исполняет какое-то произведение, потом его исполняют другие, оно становится известным и т.д., но исполнитель ведь никогда не вторичен. Выставка do it прошла уже больше 100 раз – ее видели в Западной и Восточной Европе, в Штатах и Латинской Америке, в Африке – много где. В моей карьере это уникальный случай, выставка, которая никогда не останавливалась. Сейчас ее показывают одновременно в Солт-Лейк-Сити и в Москве.

И, говоря о реализации инструкции, повторение тут с каждым следующим воплощением приобретает уникальные отличия. Появляется уже новая, другая работа. Вы правы, все дело в интерпретации. Хотя мы отнюдь не заявляем, что искусство должно быть только таким, это было бы слишком прескриптивно и декларативно. Это возможности исследовать новые формы искусства, которыми прежде, возможно, пренебрегали. Это постоянство, которое в то же время позволяет нам быть оригинальными и неожиданными каждый раз. Тут важен элемент игры. И роль зрителя очень существенна, ведь не всегда можно однозначно понять заданные художником правила. То это четко прописанный рецепт, то общее описание, оставляющее простор для трактовок – о чем говорил Джон Кейдж. Поэтому для меня такая выставка открывает новый диапазон для диалога и интерпретаций.

– Раз идея выставки корнями уходит в 1960–1970-е, вспоминается ваш разговор с куратором Харальдом Зееманом, где он рассказывал о своем «Агентстве духовного гастарбайтерства», когда  сам готовил выставки от и до, это ведь тоже было не только коммерческое, но и художественное начинание. С другой стороны, ваше «Агентство нереализованных проектов», в котором вы с группой e-flux коллекционируете неосуществленные идеи – оно тоже по-своему развивает идею do it?

– Хорошо, что вы упомянули Харальда Зеемана, ведь он был для меня этаким идолом, поскольку я вырос в Швейцарии и с детства был окружен его работами. Зееман предложил новое понимание мира искусства и его развития. Он повлиял на многие проекты – например, для выставки Utopia Station 2003-го, сокуратором которой я был, и «Агентства нереализованных проектов» я черпал вдохновение, в частности, у Зеемана, чтобы показать, что искусство и выставка – постоянно развивающийся процесс. Do it – тоже один из вариантов рассматривания, развития искусства. Еще на меня повлияли кураторы Люси Липпард и Сет Зигелауб. Последний, например, сделал проект Xerox Book (это тоже своего рода инструкции, поскольку художники должны были представить проекты в формате фотокопировальной бумаги. – «НГ»), сделал книгу, которая и была выставкой.

– По сравнению со знаменитыми кураторами прошлого, с которыми вы беседовали для своей книги, роль куратора сегодня изменилась?

– Изменения, которые мы сейчас наблюдаем, сильно связаны с глобализацией. Раньше тоже были какие-то контексты, но сейчас это приобрело экстремальные, брутальные, даже жестокие формы. Однако и полное погружение в глобализацию, и отказ от нее – опасные крайности. В мировом контексте глобализация приводит к тому, что, с одной стороны, разные места на планете становятся похожими друг на друга, и, естественно, мы этому сопротивляемся. Но, с другой стороны, велика опасность впасть в национализм. Тут вспоминается писатель и критик Эдуард Глиссан – его книги, к сожалению, мало переводятся с французского, а это, по-моему, давно уже пора сделать – так вот он говорил о mondialite, о глобальном диалоге. Не о гомогенизации и уравнивании, а о гармоничном перестраивании глобального и локального контекстов одновременно, чему, по-моему, служит и проект do it. Мы можем помочь достичь нового мирового понимания местных контекстов. Остров Мартиника, где жил и работал Глиссан, дает уникальные возможности – на архипелаге легче меняться через восприятие нового, но в то же время без растворения себя в нем, сохраняя свою идентичность. Вот и do it – не фиксированное воплощение, а возможность обмена со странами, городами, участниками – и в этом смысле тут применение на практике идей Глиссана. Вообще глобализацию, мне кажется, мы сейчас должны рассматривать сквозь призму работ Глиссана.

– Вы были одним из кураторов первой биеннале «Манифеста» в Роттердаме в 1996 году. Как вы относитесь к бойкотированию нынешней «Манифесты 10» в Петербурге?

– Я не настолько осведомлен о местном политическом контексте и не хотел бы комментировать этот момент. Что касается искусства, нынешний куратор Каспер Кениг за последние 50 лет организовал много блестящих выставок. Мне кажется, интересно привнести «Манифесту» в сценарий Эрмитажа, поскольку это погружение современного искусства в исторический контекст, новая связь прошлого с современностью. Такой диалог важен. Если все это состоится, я буду рад туда приехать.