0
4956
Газета Культура Печатная версия

28.06.2022 18:19:00

В Пушкинском музее воссоединили коллекции Ивана и Михаила Морозовых

Страсть им судьба

Тэги: гмии, пушинский музей, коллекции, морозовы, коллекционирование, страсть


гмии, пушинский музей, коллекции, морозовы, коллекционирование, страсть Российские музеи долго учились делать сложные, масштабные проекты. Фото агентства «Москва»

Занявшая второй этаж главного здания ГМИИ выставка «Брат Иван. Коллекции Михаила и Ивана Морозовых», сделанная вместе с Эрмитажем и Третьяковской галереей, продолжает масштабную эпопею о знаменитых коллекционерах нового искусства и вместе с тем выглядит памятником международным музейным связям. Проекты о Щукиных (см. «НГ» от 19.06.19) и Морозовых задумывались гастролирующими между парижским фондом Louis Vuitton, Пушкинским музеем и Эрмитажем – Морозовы возвращались из Парижа в Россию уже в новых политических реалиях, а Минкультуры ввело мораторий на вывоз музейных экспонатов на зарубежные выставки. Пока – до 2023 года, но потом чиновники разрешат возобновить обмен только с «дружественными», с точки зрения политиков, государствами.

Могилу Ивана Морозова в Карлсбаде исследователь истории российских коллекционеров Наталия Семенова и правнук Морозова Пьер Коновалофф нашли всего десять лет назад и случайно. Род Морозовых вел отсчет от крепостного, превратившись в состоятельную купеческую династию – владельцев «Товарищества Тверской мануфактуры», со временем в Москве их семья стала жертвовать деньги на образование и лечебное дело. Братья расселились по особнякам в центре города: старший Михаил обосновался в усадьбе на углу Смоленского бульвара и Глазовского переулка, младший Арсений построил на Воздвиженке особняк в псевдомавританском духе. Иван жил на Пречистенке, 21, где потом его национализированную коллекцию откроют в виде Второго музея новой западной живописи, а в 1928-м туда перевезут и щукинское собрание, учредив Государственный музей нового западного искусства. Арсений к коллекционированию был глух, Михаил ушел в 1903-м в 33 года, Иван после национализации великой коллекции был унижен должностью помощника хранителя собственного собрания. Теперь он будто снова вступил в права владения.

Кураторы (Марина Лошак, Александра Данилова, Алексей Петухов, Анна Познанская и Наталья Александрова) выстроили рассказ на противопоставлениях, сопоставлениях и рифмах. Архитекторы Кирилл Асс и Надежда Корбут изящно обыграли метафору зыбкой мембраны, отделяющей частный особняк от музейного пространства.

Эклектичный вкус Михаила, возможно, не успевший выкристаллизоваться, отпечатался в по-своему яркой, но несколько хаотичной коллекции, где васнецовские «Три царевны» удивлялись мунковским «Девушкам на мосту», а герой «Кабачка» Эдуара Мане – портрету матери Михаила и Ивана Варвары Морозовой кисти Константина Маковского, – этот зал сейчас выглядит прелюдией и предвкушением собранного Иваном. Он тут в абсолютном большинстве, сквозь пространства его особняка теперь мерцает музей, показывая эволюцию собирательского вкуса, тоже оформлявшегося где-то вокруг Коровина (у него братья брали уроки живописи), сладостно застрявшего в символизме, но в итоге успевшего оценить и фовистов, и кубизм Пикассо. Михаила видят эксцентриком без особой стратегии (впрочем, именно он привез в Россию первые работы Мане и Моне – причем картины последнего в том же 1901-м впервые попали во французские музеи, – Ренуара, Ван Гога и Гогена, а Мунка – до сих пор единственную, но на Сезанна не решился). В Иване акцентируют знаточество, недаром лейтмотивом выставочного маршрута стали книжные полки с каталогами и монографиями из его собрания, найденные в библиотеке ГМИИ незадолго до открытия проекта.

В Белом зале, посвященном Музыкальному салону в усадьбе Ивана Морозова, царствуют несколько слащавые символистские Амур и Психея Мориса Дени (колоритом остался недоволен сам художник и отдельные части даже правил) – заказ, хронологически почти совпавший с щукинскими переговорами с Матиссом относительно панно для лестницы своего особняка. Возможно, как раз сотрудничество Щукина с фовистом подтолкнуло Морозова к решению тоже по-особому оформить вестибюль своего дома – так появился средиземноморский символистский триптих Пьера Боннара, которому теперь отдан атриум. И даже майолевым аллегориям весны, цветения и плодородия в виде обнаженных дев, тогда обжившим Музыкальный салон, а теперь Белый зал, сейчас из атриума вторят коненковские ню.

Рифмы между европейским и отечественным искусством выстраивал сам Иван Морозов, а кураторы их акцентировали, выведя на более общий разговор о сходстве и связанности путей развития. Выставка не об этом или не только об этом. Но сегодняшняя российская политика изоляции весьма прозрачно напоминает, что – и об этом тоже. В том, что касается выставок, российские музеи долго учились делать сложные, масштабные проекты, которые были бы интересны на международном уровне, политика рушит связи очень быстро, и уже сейчас даже вроде бы незначительная деталь, переводы вступительного текста для «Брата Ивана» на английский и французский, кажется печальной условностью.

К французским символистам пододвигаются Головин и Сомов, к импрессионистам – Коровин и Сергей Виноградов. Колористически жовиальный Матисс сопоставлен, например, с бубнововалетцем Машковым: отечественный авангард стоял на плечах Сезанна, Матисса и Пикассо. Иногда эти рифмы идут не от «-измов», но от интонации. Гогеновский взрыв цвета соседствует с громкостью колорита Сарьяна, матиссовский марокканский триптих, дышащий негой восточного жара в непривычно холодной для фовиста синей гамме, гармонично делит стену с голубой миражной истомой степи у символиста Павла Кузнецова.

Если коллекционирование – страсть, оно неотделимо от жизни, но та вносит свои коррективы. Потому, с одной стороны, среди архивных документов здесь выставлены не только письма, но и многочисленные квитанции, то есть в дело вступает экономика искусства. С другой стороны, в искусство вмешивается политика. Во время устроенных большевиками распродаж музейных собраний вангоговское «Ночное кафе», которому Иван Морозов удачно подобрал в пару «Кафе в Арле» Гогена, было продано и сейчас хранится в Художественной галерее Йельского университета, а сезанновский портрет жены в оранжерее ушел в музей Метрополитен, – в Пушкинском их представили тенями в виде черно-белых репродукций. 


Читайте также


ГМИИ им. А. С. Пушкина пополнил коллекцию картиной "Поклонение волхвов"

ГМИИ им. А. С. Пушкина пополнил коллекцию картиной "Поклонение волхвов"

Анастасия Башкатова

0
5233
На стыке искусства и технологий

На стыке искусства и технологий

Василий Матвеев

0
5023
 Выставка  "Испанская коллекция. Из собраний российских музеев"

Выставка "Испанская коллекция. Из собраний российских музеев"

0
3593
История 18+ про колымскую Полину

История 18+ про колымскую Полину

Алексей Соколов

Что со мной сделала женщина-цунами, звезда местного общепита

0
7610

Другие новости