Фото Reuters
Спикер Госдепа США Тэмми Брюс назвала достигнутые в Стамбуле между российской и украинской делегациями договоренности об обмене пленными в формате «1000 на 1000» победой Дональда Трампа. «Это, безусловно, гуманитарный шаг, который в иных условиях вряд ли был бы возможен, – заявила она. – Каждый день, когда переговоры ведутся с таким лидером, как Трамп – решительным и известным своей способностью добиваться результатов, приближает нас к миру».
Американский президент и его команда действуют в рамках политической логики и острой конкуренции. Им уже сейчас нужно «продавать» электорату события как собственный успех – и из-за короткого избирательного цикла, и из-за сделанных громких обещаний (например, быстро завершить конфликт), и из-за необходимости перенаправить силы и ресурсы на другие важные дела. В результате в перезапущенном в пятницу, 16 мая, переговорном процессе между Москвой и Киевом обозначились два режима.
Один из этих режимов – обычный, дипломатический. От встреч делегаций не нужно ждать прорывов, резких перемен, сенсаций. Это движение шаг за шагом. Сначала – сам факт встречи спустя три года, это уже важно. Затем договоренность об обмене пленными, обе стороны отмечают ее масштаб. Но огонь не прекращается, стороны идут готовить свои предложения, сроки не называются. Когда предложения будут готовы, их представят, случится новая встреча. Каждый раз делегации будут доводить итоги переговоров до тех, кто принимает решения. Украинская сторона запросила встречу Путина и Зеленского, российская «приняла к сведению» (но пока не в работу). На этом треке, как любят говорить дипломаты, все делается долго и тщательно.
Второй режим – это «ураган» Трампа с внезапными порывами. Он в любой момент может написать в соцсети Truth Social, что устал от постоянных контактов и встреч, поэтому в 10 часов утра в понедельник созвонится с Путиным, потом с Зеленским, потом с представителями стран НАТО. В результате он собирается прекратить огонь и «кровавую баню», которая уносит жизни российских и украинских солдат.
Эти два режима сложно сочетать, потому что они предполагают разную скорость процессов и разную степень проработки деталей. Трамп говорит скорее о политической воле, которой нужно подчинить переговорный механизм. Его главный эмоциональный аргумент вполне действенен: пока стороны обмениваются проектами, отвечают на них, договариваются о новых встречах, спорят, люди не перестают гибнуть. Однако стороны конфликта не доверяют друг другу. Не верят они, в частности, в то, что противник не воспользуется прекращением огня на время переговоров и не подготовится к продолжению боевых действий, которые потом все равно возобновятся.
Быстрый и громкий эффект нужен Трампу, потому что на него давит политическая необходимость. Для Москвы и Киева быстрое решение означает, что конкретные и реальные проблемы, спорные моменты, десятки причин для возобновления конфликта остаются «на потом». Это противоречит идее долгосрочного мира, о котором, к слову, пишет и говорит сам Трамп. Достаточно отметить, что заявленные позиции Москвы и Киева по территориальному вопросу бескомпромиссны. Невозможно за короткий промежуток времени обсудить, согласовать, принять, утвердить компромиссные формулировки, которые властям двух стран ко всему прочему придется предъявить своему электорату.
Москва исходит из того, что побеждает «на земле». Отсюда ее изначально жесткие требования. Тактический интерес России в том, чтобы Трамп сейчас не усиливал Украину. Тактический интерес Украины – представить поведение РФ как затягивание процесса и добиться помощи США. В этих установках нет ничего, что указывало бы на очень скорое разрешение конфликта.
Геннадий Петров 
