"Введение цензуры недопустимо"

- Я действительно по согласованию с властями был вовлечен в закрытую, непубличную часть переговорного процесса. Но о штурме ничего не знал. Но я знаю абсолютно точно, что и в первый, и во второй день никаких чисто внешних признаков того, что штурм готовится, не было. Я настаивал на том, что мы должны по максимуму продвигать переговорный процесс с единственной целью - освободить детей и женщин. И моя логика, о которой знали и Патрушев, и Волошин, и я это сказал Абу Бакару - политруку террористов, отвечавшему за переговоры, - была таковой: за каждый мирный день в Чечне они отпускают заложников. Один мирный день - детей, еще один - женщин и так далее. Боевикам эта идея понравилась. И позавчера в Чечне был действительно мирный день. Но когда я напомнил Абу Бакару о наших договоренностях, он меня послал. И сказал, что разговаривать нужно с Басаевым и Масхадовым.

- То, что применялся газ, - это сто процентов. Что это за газ, я не знаю. И никто этого не рассказывает. Является ли он химическим оружием или это просто усыпляющий газ - не знаю. Моя мать - врач. И она говорит, что это, возможно, нервно-паралитический газ. Но это надо спрашивать у военных, выяснять у "Альфы". Я, например, могу сказать, что Саша Розовская, дочь режиссера Марка Розовского, себя чувствует неплохо. Но если говорить откровенно, то люди все-таки отравились. С другой стороны, если бы доза была ничтожной, террористы бы все взорвали. Так что надо было как-то "проскочить" между молотом и наковальней.

- Если власть будет все скрывать, что она сейчас и делает, если все заретуширует и не объяснит четко и ясно, что произошло с заложниками, ничего хорошего для нее не будет. Но ведь все же сейчас секретно, везде цензура! Если эта цензура будет продолжаться и дальше, то оценка будет не "четыре с плюсом", а будет вообще катастрофа. Я сейчас выступал в программе у Владимира Познера и говорил об этом. Но, видимо, мои слова вырежут. (На момент подписания этого номера "НГ" в печать еще не было известно, вышли ли в эфир Первого канала слова, о которых говорил Немцов. - "НГ".) Цензура - это подлость по отношению к заложникам, теперь уже освобожденным, их родственникам, всей стране. Я просто в бешенстве от того, что власть везде ввела цензуру. Мы весь вечер в субботу с Алексеем Венедиктовым искали мальчика - делали по радио объявления. Потом выяснилось, что он мертв.

Почему информация должна быть открытой? Да хотя бы потому, что людям в больницах может не хватать искусственных почек, крови. Мы не знаем, какие медикаменты им нужны. Мы не знаем ничего! Мы даже не знаем, какой газ военные применяли. Как можно лечить, если нельзя поставить диагноз? Нужно знать, каким веществом человек отравлен.

Теперь по поводу моей оценки операции. Была реальная угроза подрыва огромного количества тротила. И я не могу осуждать спецназ за то, что он сделал. Тут другой вопрос: а все ли политические меры были исчерпаны? Этот вопрос открыт. Единственное, на что нельзя было идти, - это вариант Буденновска, когда Черномырдин в открытом эфире говорил с террористами. Не может власть говорить с бандитами. Это значит, что любой бандит сможет в следующий раз захватить еще заложников, чтобы поговорить с властью.