Петит

Трижды премированный монах

Сергей Синякин. "Монах на краю Земли". - М.: АСТ, 2000, 448 с.

Проза Сергея Николаевича Синякина прозрачна и ясна, как синева неба, рассказывает ли он эзоповым языком о хищниках-тиранах из близлежащего протухшего водоема ("Повесть болотных лет") или в форме притч размышляет - прямо по Борхесу - о поиске Бога ("Метафоры возможного и невозможного").

"Если бы все молитвы на смерть тирана и его приспешников дошли бы до слуха Божьего, то болото бы испарилось силой гнева Господнего! Но Бог не имеет ушей для лягушек и не внемлет их горю".

Перефразируя классиков, напишу: правду говорить легко и приятно - а читать ее тем более весело.

Так почему же снова и снова актуальными остаются слова:

"Давайте заткнем уши, чтобы не слышать очередного зова в никуда, соберем в кучу оставшиеся у нас мозги и вспомним о наших детях - еще не павших на полях никому не нужных сражений" ?

Наблюдая, как активно расхватывают книжку на прилавках, стоит задуматься: "Почему вдруг эзопов язык иносказаний и едкая сатира опять нашли благодатного читателя? Не есть ли это сигнал для исследования процессов, возвращающихся в нашу жизнь?"

Слова поют, строчки, как родниковая вода, сочатся живительной влагой между пальцев, держащих книгу, стремясь наполнить мозг, изголодавшийся по лирике:

"Тишина никогда не бывает абсолютной: в ней присутствует шорох трав и журчание родников, <┘> и кричит коростель, и лягушки клянутся в любви своему болоту, и звенит Луна от ударов сорвавшихся звезд; вслушиваясь в наполненную этими звуками тишину, ты ощущаешь медленное покачивание земли, баюкаемой в бесконечной колыбели пространства зевающим солнцем".

Сожжен в песках Иерусалима
В водах Евфрата закален
В честь императора и Рима
Шестой шагает легион

В "Бузулуцких играх" идеализированные римские легионеры гоняют самогонщиков и хулиганов, в то время как мающаяся от безделья милиция вооружается мухобойками. Караси, "ошалевшие от смены среды обитания", пялятся на пришельцев из прошлого, не в силах понять: как же занесло случайной апрельской грозой отряд центуриона Птолемия Приста из века первого - в век двадцатый?

Честные и мужественные легаты попадают к нам, в забытый областным начальством мелкий райцентр, наводят идеальный порядок в жизни городка, искореняют преступность и полностью удовлетворяют одиноких дамочек, а пьяницы и казнокрады, тупицы и партработники волею случая перемещаются в далекое прошлое┘ Но причинно-следственные связи при путешествии во времени никто не отменял, и, может быть, мы сейчас такими лентяями и потому и растем, что в предках наших оказались самые "отстойные" представители времен застоя?

Роман написан для малообразованных интеллигентных людей со склонностью к полиглотству, ведь герои произведения изъясняются на хохляцкой мове, воровской фене и божественной латыни, лишь изредка вставляя для связки слов русские нематерные выражения.

Украшением сборника, его несомненной изюминкой является трижды (!!!) премированная короткая повесть "Монах на краю земли" (Бронзовая улитка, Интерпресскон, Сигма-Ф), которая взрывает устоявшееся представление, будто бы уже нельзя написать оригинальное фантастическое произведение, не используя новых, радикальных идей. Достаточно было взять старую, замшелую космогоническую концепцию, добавить лагерной атрибутики (известной по Солженицыну и Шаламову) и присно памятную карательную психиатрию (читайте Вл.Буковского), подсыпать завиральные идеи, будто американцы на Луну не летали, и вот вам: свежее, которое есть не что иное, как хорошо забытое старое. Сергей Николаевич Синякин жестоко поступил со своим героем, отправив юного Аркадия Штерна, энтузиаста-аэронавта, из наивных тридцатых, в бесконечное путешествие без возврата в пятнадцать лет на воздушном шаре без права переписки и с поражением в политических правах до самой пенсии.

Но Штерн-то хоть настоящие звезды на ладонях держал, а мы-то что с вами видели?

Сергей Соболев

Филологическая ностальгия

Михаил Успенский. Там, где нас нет. - СПб.: Азбука, 2000, 416 с.

Переиздание книг про Жихаря - "Там, где нас нет", "Время Оно" и "Кого за смертью посылать" еще раз наводит на мысль о ностальгии. Не было еще "Мифогеной любви каст", не было много каких смешных книг, а уже была история путешественников, что бредут по дороге каламбурных сюжетов и молятся Проппу, рассказывая сказки про то, как жил себе витязь Как по прозвищу Закаленная Сталь. "Витязь был герой, а вот с князем ему не повезло: злой князь Матрос давал ему поручение одно тошнее другого. Сперва он велел Каку насыпать в тесто Подземельному Батюшке толченой травы махорки, и витязь с большими потерями это исполнил. Потом князь приказал построить к своему граду дорогу, да непростую, а железную. Как и этот приказ выполнил, заморив, правда, почти всю свою дружину. Но и этого было мало проклятому Матросу: он выколол витязю глаза и переломал всю спину, после чего потребовал от бедняги написать книгу - такую, чтобы от нее воины сами, своей охотою рвались в бой. Как Закаленная сталь справился и с этим делом, но умер, сказав напоследок:

- Жизнь дается человеку один раз, и ту ему по-человечески прожить не дают"┘

Сказки (и про витязя и про Жихаря) выдержали проверку временем.

Только вот "варенка", которую покупает в каком-то временном завихрении русский былинный Жихарь исчезла начисто.

Древо языков и мифов

Сергей Федотов. Все, что шевелится. - СПб.: Азбука, 1999, 416 с.

Это не роман, а скорее, филологическая шутка. Собственно, об этом свидетельствует и древо языков, нарисованное на форзаце.

Однако шутка относится не к лингвистическому разделу филологической науки, а скорее к тому, что занимается фольклором и народными мифами. То есть мифами народов мира.

Конечно, это не просто пересказ сюжетов современным языком, а самодостаточное повествование. Как назвать его - непонятно. Фольклорная(ое) фэнтези? Неважно как назвать - читается-то весело.

Особенно патриотичным должен видеться текст жителями Сибири - сибирская мифология, пересказанная с шутками и прибаутками его и составляет. Шутки и каламбуры, начиная с названия, на грани фола и все время норовят свалиться в область материально-телесного низа.

Впрочем, настоящие мифы вряд ли годятся для салонного пересказывания.

Леонид Гольденмауэр

И вечный бой┘

Андрей Мартьянов. Последняя война.- СПб.: Азбука, 2000, 464 с.

Вы открываете книгу и уже через несколько секунд вам начинает казаться, что Жестокая война, вспыхнувшая на ее страницах, никогда не кончится. Намеки автора на то, что никто не мог противостоять кочевникам, согласитесь, внушают мало оптимизма. В романе от неведомой силы гибнут города и страны, вот-вот выплеснутся эти катаклизмы за пределы текста. Однако не стоит отчаиваться! Ведь нет ничего страшного в том, что, "увлеченный разговором" автор "порой не может остановиться - сыпет забытыми именами, названиями, датами, четко и кратко, с вызывающей уважение точностью обрисовывает истинные нравы людей, живших столетия назад, развлекает... самыми невероятными историями, вспоминает о... путешествиях и приключениях". Ведь таким образом он не дает вам замкнуться в себе. Тем более что очень скоро предстоит познакомиться с четверкой героев, которые, можете не волноваться, спасут Мир от неведомой силы, изгнанной из Верхней Сферы. Остается только надеяться, что эта война действительно будет последней, "да способствуют этому боги".

Анастасия Ямполь