Любвеобильный продюсер

Миша Азнавур. Как я люблю Америку. Калифорнийские каникулы /Пер с англ. О.Сударкиной.

Дело такое, что успешный диджей, продюсер, «русский парижанин» и сын французского шансонье Миша Азнавур родился и вырос в Швейцарии и с очаровательной легкостью пишет что о Москве, что о Лос-Анджелесе. Миша что-то пел и микшировал, выпустил два диска и две книги, одна из них – сборник французских стихов, и непонятно, куда вообще ляжет его стезя.

Живет с некой Сидни, но любимая Настя осталась в Москве, там, где все девушки, как написано в дебютной книге «Париж, Москва, любовь┘», думают только о богатых иностранцах. Настя же говорит автору по телефону буквально следующее: «Не опускай руки, мой ангел┘ Работай хорошо, моя любовь, и считай, что я – та маленькая награда, которая ждет тебя в конце очередного отрезка твоего долгого пути. – Спасибо! Ты мудра и всегда даешь хорошие советы». На презентации своей книги на последней ММКВЯ Азнавур признался, что предпочитает русских девушек: они более женственные, пусть и одеваются хуже, чем француженки.

Не стесняется Миша и пафоса, которые многие полагают искренностью: «Прости, Пэрис┘ Мы разные! И еще, Пэрис, милая, глянец я с радостью оставляю тебе!» Не вдаваясь в подробные характеристики личности мисс Хилтон, нельзя не отметить, что весовые категории у нее и у нашего автора совсем уж разные. «Отец, прости, я не привык пользоваться твоим именем! Но видел бы ты, как быстро решилась проблема┘ О!..»

Свойство таких романов-отчетов – помимо плейсмента, в данном случае с подробными сносками и именами владельцев компаний – общая необязательность. Автор может включать в текст явные «матрешки» для американцев: в Лос-Анджелесе Миша «чувствовал себя необыкновенно свободным┘ ибо, согласитесь, трудно чувствовать себя свободно в двух парах штанов, телогрейке и ушанке, к которым я так привязался в своем русском доме». А еще у нас на Тверской в сугробах сидят медведи, лакают водку из горлышка и размахивают зажатой в лапе балалайкой. Он может писать главы о своих американских друзьях, гостеприимством коих воспользовался. Может не страшиться банальности, описывая высокодуховных калифорнийских бомжей, русских таксистов и терминаторов-полицейских. Или помещать почти страницами сноски из интернета об актерах и музыкантах. И вдвойне жаль начинающего писателя, добиваемого небрежностью перевода: «Я не имею обыкновения прислушиваться к чужим разговорам, но однажды стал невольным свидетелем следующего разговора».

Книга кончается заявлением, что «Мише опять явилась муза, и в нем опять проснулся поэт». Опять ждем книжку. Опять поэтическую.