Пять авторов у рубежа

В ТРАДИЦИЯХ школьного курса литературы принято говорить о раскрытии темы. Мне всегда казалось, что истина где-то посредине между Лукьяненко, растолковывающим убогий сюжетец среднестатистическому братку, и Столяровым, запутывающим профессора аристотелевой логики. Впрочем, претензии к раскрытию сюжета скорее проходят по разряду вопросов: "А чего это автор хотел сказать?" Некоторые обоюдно знакомые нам авторы на такие, прямо скажем, не шибко умные вопросы горделиво отвечают: "Что, мол, хотел, то и сказал", - догадайся, мол, сама. Это, конечно, тоже подход, но иногда за ним все же скрывается слабое осознание (или нежелание осознавать): что же там такое наваял?

Но вернемся к "Рубежу" - его космогония показалась мне не вполне ясной в начале повествования и недостаточно прояснившейся к концу романа. Опять же отношу это на счет своей мугырьской (мугыревской?) несообразительности, а никак не в плане претензий зацным и моцным панам сочинителям.

Наиболее же серьезная претензия - к ритму романа; в середине третьей части первой книги он постепенно спадает и оживляется лишь временами - такое ощущение, что временами "рука бойцов колоть устала". К финалу темп опять несколько выравнивается и ускоряется; впрочем, знатные чернокнижники утверждают, что подобные выбрыки темпа - обычное дело в авантюрных романах, где середина всегда провисает.

Думается, что подобные провисы не в последнюю очередь связаны с тем, что не все герои равноправны и обдуманны вглубь. Так, например, лексика чертова сына показалась излишне примитивной и не столько помогающей восприятию его образа, сколько наоборот. Несколько притянутым и избыточным показалось мне частое использование Ярины Загаржецкой в заключительной части романа; оно, конечно, так - должны быть мальчик для битья и девочка для изнасилования, - но все это слишком, на мой вкус, подробно и длинно. Также избыточным и затянутым мне показался полет на черте в Петербург - он очень неплох и юмористичен, но никак не оправдывает такого количества страниц. Мне кажется, что сыворотку из материала недоотжали. И наоборот, пересконцентрировавшись на сотниковой дочке, практически позабыли Рио. Нуждались ли в столь подробном описании недолговечные Хвостик и Рамоль? На мой взгляд, обилие материала сыграло нехорошую шутку: материал не только подчинялся воле писателя, но иногда уводил сочинителя за собой.

Если когда-нибудь будет второе издание "Рубежа", то я лично подготовил бы его несколько более сокращенным и подтянутым.

Поговорим о приятном. Прежде всего об эволюции. Олди начинались с миро- и мифотворчества: давалась вводная с достаточно неординарным героем, и из этого исходного материала постепенно, по кирпичику, с тщательностью восстановления мозаики-паззла возникает цельный мир, Мир Бездны Голодных глаз.

Затем был период реконструкции и переосмысления мифов - научившись создавать собственные миры, досточтимый сэр возжелал понять, как устроены другие мифологии - греческая, китайская, индийская.

И теперь наконец-то писатель обратил свое лицо к современности: и "Нам здесь жить", и "Рубеж" - романы о повседневной жизни на краю бездны, о той тонкой грани, которая отделяет нас всех (а не отдельно взятую личность, в худшем случае - городок, как в романах Кинга) от Апокалипсиса. Собственно, что есть современный конец света? Это - Апокалипсис, Откровение, открытие и принятие новых или хорошо забытых истин такой первобытно-мегатонной мощи, что очищают они подлинным катарсисом - испепелением. Откровение дается не полубогам, не Творцам и не героям - обычным людям, ибо им здесь жить.

"Разве, - возразят мне, - "Рубеж" - роман о современности?" Действие "Рубежа" происходит на достаточно зыбком временном поле: середина то ли XVIII, то ли XIX века и связано упругой сетью гиперссылок с Великой французской революцией и с Гоголем, с казацкими песнями и с германскими сказочниками. Это мир реальный и мистический одновременно; мистика - обратная сторона монеты реальности, до поры до времени скрывающаяся за Рубежом.

"Обычные" и "повседневные" персонажи составляют целую, легко узнаваемую и запоминающуюся галерею образов, скрепляющих своей узнаваемостью прозрачную вуаль мистических событий. Они как бы грубоматериальные инструменты, на которых исполняется воздушная музыка высших сфер. Всех действующих лиц объединяет страстное желание: пересечь Рубеж и узнать, что там, за ним. И нет силы, будь то сила человеческая или даже ангельская, которая могла бы остановить героев в их стремлении взлететь поверх всех пределов и Рубежей, ибо и сам Творец не установил границ мысли и воли человека.

Но стремление к постижению истины также ценно не само по себе; обогащенный знанием должен стремиться спасти этот мир собственными силами, не надеясь на помощь праведников. На самом деле спасение мира - цель повседневной жизни, а не одноразового подвига, ибо, как писал Пиранделло: "Быть героем легче, чем быть просто порядочным человеком; ведь героем можно быть раз в жизни, а порядочным человеком нужно быть каждый день".

По доброй традиции, поиски и находки авторов легли в столь удачно когда-то обретенную форму "философского боевика-триллера".

"А где же пересказ сюжета, где восторги по поводу авторского мастерства?" Зацные и моцные паны, читайте и наслаждайтесь сами, а не с чьих-то слов! Имена авторов в данном случае - как фирменная марка, а делиться восторгами по поводу прочитанного все равно, что пересказывать другу свое любовное приключение - приятнее пережить, чем рассказать.