0
4764
Газета Non-fiction Печатная версия

23.08.2023 20:30:00

Четыре градуса по Цельсию

Патологоанатомы, бальзамировщики и другие «служанки трупов»

Тэги: смерть, жизнь, старость, болезнь, патологоанатомы, палачи


15-2-1-t.jpg
Смерть пугает и завораживает
одновременно.
Фото Андрея Щербака-Жукова
Ну, вот и он, привычный мир: опять зовет быстрей зайти и все купить до десяти. И кто осмелится сказать, что здесь не рады видеть вас? Здесь рады всем, кто при деньгах. И вряд ли стоит уточнять, что так уж принято у нас, что это правильно подчас, что тут не рай, но и не ад – а супермаркет на костях и есть тот мир, где это «все», что мы хотели бы купить и что не можем получить, на полках празднично лежит. Хотите клетчатый пиджак? Дубовый гроб? Свежайший квас? А может, ласку? Или нож? А может, память – чтобы вас, когда умрете, например, не забывали те из нас, кто уверял, что уважал, что преклонялся или так – любил, допустим, всей душой... Вон тот старик – ну да, в пальто – кряхтя, бредет, минуя квас, минуя вешалки и вас. Бредет туда, где в свете ламп тихонько морщится порей и вяло чахнет сельдерей. Ему, само собой, сейчас нужны бананы. С недавних пор он выбирает только те, которые продержатся недолго. Иначе говоря, они должны быть желтыми. Зеленые бананы – удел здоровых смертных, точнее тех, кто верит, что времени вагон: они еще успеют. А он – старик вот этот – он, знаете, не верит, что те бананы юные созреть успеют раньше, чем выйдет его срок. Такой вот анекдот. Не очень-то смешной... Но что же тут поделать? Когда такая тема, когда такое дело, когда еще есть время, чтоб это осознать, – зеленый или желтый, коричневато-скромный и даже просто черный, как плоский и холодный экран того смартфона, который заблокирован и больше не проснется, поскольку человек не сможет к нему палец, как некогда, прижать, – каким бы ни был, в общем, бездушный местный юмор, но он тут правда нужен. Он до смерти здесь нужен. Как воздух под водой. Бананы. Или кофе... С двумя кусками сахара. А можно с молоком?

Как выглядят и смотрят, здороваются, курят, смеются и едят, спокойно ночью спят и дальше существуют такие «шутники», как, скажем, палачи, могильщики, врачи, патологоанатомы, сотрудники компаний, что первыми летят к местам, где все пылает, где страшно, где воняет, где прежде жили люди и где теперь их нет, но есть тела и вещи, ошметки и фрагменты, которые, вообще-то, нельзя так оставлять... А эти – как их там? – творцы посмертных масок. И люди вроде Вульфа – героя Харви Кейтеля из фильма Тарантино, которых приглашают, чтоб все скорей уладить. Как в принципе живут и чем себя «балуют», как объясняют то есть тот самый, значит, путь, тот самый, значит, выбор, которые в конечном, почти буквальном смысле их превратили в главы столь странной и кошмарной, столь храброй и желанной, столь черной-черной книги?


Когда-то Поппи Мардалл изъездила полмира, работая на «Сотбис». Сейчас проводит время – не все, но очень много – в залитой светом комнате уютного такого и тихого бюро, которое однажды, тринадцать лет назад, у Ламбетского кладбища взяла вот и открыла. Картины кисти Джотто, Матисса или Уорхола сменились на другие: уже не столь «живые». Да только Поппи Мардалл как будто бы и рада: она и впрямь считает, что сделала как надо. А это, кстати, Терри – ему за пятьдесят. И где-то тридцать пять он роется в телах, которые ему – ну, ладно, не ему, а Клинике Мейо, одной из лучших в мире – пожертвовали те, кто знал, как это важно: чтоб медики учились не на кричащих жутко, живых пока что людях, не на коровьих тушах, не на ошибках грубых, а на «подарках» мертвых, на их телах – «здоровых». А это, значит, Нил – «уборщик», так сказать. Работать начал в двадцать пять – теперь «звезда экрана»: герой документалок, ток-шоу, «Инстаграма» (социальная сеть, принадлежащая Meta Platforms Inc., признанной экстремистской организацией и запрещенной на территории РФ). Возможно, вы смотрели одну из передач, где он сидит в гостях и сыплет теми фактами, что вряд ли стоит знать, но и не знать как будто теперь довольно трудно. Спустя десятки лет, наполненных смертями, кровавыми деньгами, забрызганными стенами и грязью на полу, он стал неважно видеть: все мелкое, живое, все важное, большое, все прочее, такое, как смысл или горе. Он холоден, циничен, опрятен и практичен. В отличие от Поппи, от Терри или Рона (бальзамировщика со стажем, который, между прочим, на несколько лет больше, чем «эта», а не «та» – земная жизнь Христа), Нил каждый божий день, что близится к закату, считает важным шагом, ведущим к новой жизни – к той жизни, что наступит, когда он это бросит и просто «свалит в горы». И чтобы его тело – ну, если вдруг сорвется с какой-нибудь скалы – медведи, что ли, сгрызли, койоты или псы. Уж лучше так, чем, знаете, как именно бывает? А Нил отлично знает: все люди умирают, и видеть это тошно, и лучше, если кто-то – такой, как он, возможно, – останется без денег, клиентов и заботы. Но это невозможно: ведь смерть – его работа. И Нил, как все другие, герои этой книги, работу свою знает и просто выполняет: спокойно, методично, искусно и технично, без трепета, без ужаса, без боли или ярости. Без глупостей, короче. Без лишних сантиментов.

15-2-2-t.jpg
Хейли Кэмпбелл.
О дивный тленный мир.
Когда смерть – дело жизни
/Пер. с англ. В. Горохова.
– М.: Манн, Иванов и Фербер, 2023.
– 352 с. (Страшно интересно).
Поверить в это сложно... Да Кэмпбелл и не верит: по крайней мере прежде, чем лично не проверит. В главе про Поппи – похоронного агента, она сама натягивает майку, сгибая руки парню, который эту майку никак не помогает надевать. А в клинике Мейо, что в Миннесоте, заходит вместе с Терри в холодильник, где в пластиковых ящиках, подписанных вручную, стоящих друг на друге вдоль длинных и высоких белых стен, хранятся части тел, любезно принесенных кем-то в дар. А в Лондоне встречается со скульптором – тот по заказу изготавливает маски: есть, видите ли, люди, которые хотят себе оставить – оставить навсегда, оставить на прощание – как будто бы живое, тактильное такое, объемное «присутствие» ушедших папы с мамой, сестры или собаки.

А вы вот знали, кстати, что палачи в Европе когда-то жили вместе, «среди себе подобных» – вдали от остальных, нормальных то есть граждан? Что им на рынках города всегда давали ложки, чьи ручки были длинными, как прутья или спицы, – а то вдруг если пальцами (не дай, конечно, бог) коснутся помидоров и бледных огурцов? И что на протяжении почти всего периода того вот значит времени, зовущегося Новым, одним из лучших способов испортить репутацию какого-нибудь сэра был пущенный, как лук, легчайший слух о том, что этот самый сэр отужинал в таверне с таким-то палачом? Теперь другое время – не столь, конечно, Новое, не столь, пожалуй, темное, – но ужин с палачом по-прежнему тяжел. Хотя он был приветливым и правда – очень милым: ну, тот палач на пенсии, с которым Хейли Кэмпбелл встречалась поздним вечером в обычном ресторане, где подавали лобстеров, картошку фри и кетчуп, – она так и не «съела» приглаженную версию его «простой истории», приправленную мудростью, почерпнутой из Библии. От Джерри-палача, а также всех других, кто видит смерть с другой – не с нашей стороны, кто лучше понимает, а что же там, вообще-то, детально и конкретно – реально происходит, – ей требовался образ, лишенный «украшательств»: поэзии и мистики, романтики и тайны. Ей требовалось что-то, похожее на знание, добытое не в церкви, где томно пахнет ладаном, а в «камере хранения», где холодно, как в марте: всегда четыре градуса, застывших, словно люди на старых фотографиях, а тут вот – на шкале. Вы спросите: зачем? Чтоб лучше было всем: и мертвым – это ясно, и тем, кто, приходя, хотел бы разделять: вот этих – от себя. Но если ваш вопрос касается другого – того «зачем», к примеру, которое про «знание» и выбранное дело, – то это... Это жизнь. Со всеми парадоксами, присущими ей больше, чем, надо думать, смерти: бессмыслицей и логикой, уродствами и нежностью, предчувствием конца и ценностью момента. Вопрос ведь этот, в сущности, звучит у Хейли Кэмпбелл как внутренний тот голос, который то и дело вам что-то шепчет в ухо.

А как мы тут живем? Да так вот... День за днем. Ну, как еще сказать? Стараемся. Живем. «Служанка трупов» Лара – так называют в Англии обычных санитаров, которые проводят процесс аутопсии, – призналась Хейли Кэмпбелл, что только здесь она однажды поняла, как хочет умереть: чтоб кто-нибудь заметил... За сотни длинных смен, перетянувших жизнь, как эти полицейские ленты, она перевидала так много запустения и личного забвения, так много одиночества и разных видов боли, что все картины смерти, казавшиеся вечными, сложились в уравнение, решаемое здесь. А что если они – те «труженики смерти», истории которых рассказывает Кэмпбелл, – вот именно поэтому, как многие из нас, себя не отпускают в кошмарный супермаркет на костях? В отличие от тех, кого пугают мертвые и собственная смерть, кто даже пальцы матери, лежащей на кровати в палате для «тяжелых», не в силах подержать, – они наш страх природный при помощи нее, вот этой вот работы, как раз и приручают. Не в этом ли отгадка? Чтоб нас потом и вправду кому-то не хватало, имеет смысл жить, заботясь вот о них, стараясь так любить, чтоб это ощущалось...

Вы морщитесь? Вы правы: никто всерьез не хочет во все это вникать. Жизнь кажется осмысленной, когда она успешна. А если жизнь конечна, тогда она... ну, как... как правильно сказать? Какое выбрать слово – какое зло получше: вот это вот, допустим, с табличкой «Я за честность!» или вон то, поглубже, – «Реальность слишком грустная»? Но трудность наша в том, что мы не знаем сами, как далеки границы, в которых мы живем. Что честно? Что нормально? Что именно кошмарно? И где она – реальность? Коллекция историй, вошедших в эту книгу, исследует реальность, лишенную границ. Не бойтесь. Может, справитесь. И «дивный тленный мир», открытый Хейли Кэмпбелл, встревожит вас настолько, чтоб сделаться другим: чуть более реальным, терпимым к остальным и честным перед ним.


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


Об излишнем правовом регулировании и противоречиях правоприменения

Об излишнем правовом регулировании и противоречиях правоприменения

Государство избыточно глубоко вторгается в частную жизнь граждан

0
8177
Секреты приготовления личной жизни

Секреты приготовления личной жизни

В поисках рецепта знаменитых пирожных из Лиссабона

0
8870
"Кипящая" патология

"Кипящая" патология

Владимир Яшин

Избавиться от экземы очень сложно, но она не передается от человека к человеку

0
8384
Последний путь: туда и обратно

Последний путь: туда и обратно

Милена Фаустова

Россияне все чаще обращаются к гроботерапевтам

0
21069

Другие новости