Простое, понятное, трогательное

Александр Бенуа и Евгений Климов преклонялись перед Рубенсом и совершенно не желали знать Матисса или Пикассо

Александр Бенуа у себя дома.
Париж. Начало 1950-х. Фото из книги

В жизни они так и не сумели встретиться, хотя и испытывали друг к другу симпатию. Конечно, Александра Николаевича Бенуа (1870–1960) знают неизмеримо больше, чем Евгения Евгеньевича Климова (1901–1990). Бенуа – художник, декоратор, автор фундаментальных исследований по истории искусства, во многом определивший развитие художественной жизни в России. Климов – тоже художник, реставратор икон, подготовивший ряд трудов по русскому искусствознанию. Общим у них было то, что значительную часть жизни (а Климов почти всю) они провели в изгнании. Александр Бенуа во Франции, Евгений Климов – сначала, до Второй мировой войны, в Латвии, потом – в Канаде. Их объединяла невероятная, всепоглощающая любовь к искусству, которому они служили до последнего дня. Причем Бенуа стал символом европейца в нашей культуре, Климов же яростно отстаивал значение русского искусства и сыграл большую роль в том, что на Западе лучше узнали российских мастеров. И еще оба не признавали авангард, новые течения. Преклоняясь перед гением Рафаэля, Леонардо, Рубенса, совершенно не желали знать Матисса или Пикассо. И, конечно, очень любили Россию и тосковали по ней.

Евгений Климов на выставке своих работ.
Квебек. 1952. Фото из книги

Наследие Климова и его значение в духовной жизни русского зарубежья, а потом и на родине во многом было открыто благодаря неустанной работе сына художника Алексея Евгеньевича Климова. Именно он передал в Россию ряд произведений отца, помогал готовить выставки и статьи о нем. И вот сейчас Алексей Евгеньевич и искусствовед Марина Крышталева подготовили рецензируемую книгу. Это издание (после вступительной статьи) открывается письмом молодого выпускника Латвийской академии художеств Евгения Климова, которое он отправил «мэтру» художественной жизни русского зарубежья. К письму был приложен альбом литографий, созданных Климовым в Печерском крае в Эстонии. Эти русские виды необычайно взволновали Бенуа. Так и началась переписка. Конечно, страшные изломы эпохи, которые пришлось пережить мастерам, не могли не найти отражение в письмах – война, нацистская оккупация. И все же их очень волновало искусство и катастрофа подлинно прекрасного, неумолимо наступавшая на мир.

Искусством «радовать глаз и
утешать душу»:
Переписка Евгения Климова
с Александром Бенуа. 1938–1959/
Сост., вступ. статья,
подг. текста и примеч.А.Е. Климова,
М.К. Крышталевой.
– М.: Русский путь, 2025. – 256 с.

«До того заели всякие теории, до того всемогущ снобизм, до того люди просто разучились смотреть! Долго ли такое положение продлится, совсем не знаю, но все-таки не покидает мечта, что через два-три поколения в художественном мире воскреснет интерес к подлинному», – писал Бенуа. Жизнь в Канаде, практицизм, царство рекламы, любыми способами навязывающей мысли о покупке, – все это угнетало Климова. Он спрашивал Бенуа о Левитане, о Нестерове, о Боровиковском, об Александре Иванове. Оба знали и ценили Добужинского. Климов все время пытался найти опору прежде всего в культуре своей страны, которую видел только в детстве.

«Кто поверяет сейчас свои чувства другим? Ведь сейчас больше измышлениями козыряют, их демонстрируют как откровение. И потому так холодно, бесчувственно, бестрепетно на современных выставках. Человечное искусство – вот о чем стосковалось современное человечество – простое, понятное, трогательное, то есть с любовью, с сердцем». Эти слова Евгения Климова подойдут при описании любой эпохи. А тем более ХХ века.