0
4970
Газета Политика Интернет-версия

14.07.2014 00:01:00

КАРТ-БЛАНШ. Два консерватизма

Илья Шаблинский

Об авторе: Илья Георгиевич Шаблинский – профессор кафедры конституционного и муниципального права Высшей школы экономики.

Тэги: культурная политика, россия, консерватизм


культурная политика, россия, консерватизм Фото Reuters

Моя дочь недавно вернулась с концерта Prodigy, проходившего на ВВЦ, но рассказывала больше не о музыке, а о другом. Накануне вечером отменили концерт Мэрилина Мэнсона, якобы из-за сообщения о заложенной бомбе. Фанаты «великого и ужасного», равно как и Prodigy, восприняли скандал как проявление новейшей политики государства в области культуры. И, наверно, обоснованно.

Гастроли группы были также отменены – под разными предлогами – в Новосибирске, Барнауле, Томске, Кемерове, Новокузнецке, Красноярске и Омске. Все списать на каверзы местных властей и активистов? Полиция, судя по всему, тоже выполнила гласную или негласную установку. Да, эта установка вполне соответствовала взглядам компании странноватых людей, метавших до этого яйца в названных музыкантов и именовавших свою позицию консерватизмом (православным или еще каким-то – об этом разговор особый).

Я хотел бы в данном случае обратить внимание на следующее: имеются серьезные отличия между тем идейным течением, которое возникло на рубеже ХVIII–XIX веков в Великобритании, Франции, США и получило наименование «консерватизм», и тем, что стало в последнее время именоваться консерватизмом у нас. И об отличиях этих следует поговорить.

Сначала, собственно, о запрете. Дело не только в том, что до сих пор ни в одной стране (с сильными консервативными настроениями или без них) власти фактически не чинили препятствий выступлениям именно Мэрилина Мэнсона или Prodigy. Дело в том, что в принципе в Европе правительства, возглавляемые консерваторами, давным-давно не заботятся о таких вещах, как гастрольные программы зарубежных звезд и их репертуары. В консервативной доктрине государство действительно призвано обеспечивать сохранение традиционных ценностей, поддержку семьи, религии, образования. Но в реальности современные государства, руководимые современными консерваторами, давно уже отказались от мелочной регламентации культурной жизни.

Тут свою роль сыграл опыт СССР, опыт ХХ века. Западные консерваторы (как и либералы) более всего хотели подчеркнуть, что тотальное навязывание вкусов правящей верхушки всему обществу – это то, чего бы они более всего хотели избежать. Консерватизм, как и либерализм, родился из переосмысления крайностей и гнусностей революции. Имелась в виду революция французская. Но потом, столетие спустя, потребовался учет опыта гнусностей тоталитаризма – советского, германского, итальянского.

Суть данного опыта состоит как раз в том, что начальство вправе запрещать все, что не соответствует его вкусам. И этот произвол начальства (секретаря райкома, мэра, министра, президента) всегда подкреплялся принудительной силой государства.

Но это, в сущности, не консервативный, а тоталитарный (связанный у нас с советским опытом и привычками) подход к культурной политике. Правда, открыто запрещать сегодня решаются не всегда. Придумывают уловки, изобретают.

Еще одна важная черта консерватизма – акцент на том, что права личности неразрывно связаны с ее обязанностями. Консервативные политики поддерживают ценность порядка – то есть строгого соблюдения законов, подчеркивая при этом важную роль полиции и армии. Консерваторы действительно никогда не жалели денег на силовые структуры. Но порядок в государстве всегда был для них лишь условием реализации свобод! По сравнению с либералами европейские и американские консерваторы не меньшие (а то и большие) ревнители свободы личности. В частности, свободы слова, свободы совести, права частной собственности. Из этого вытекает их крайне негативное отношение к возможной при демократии «тирании большинства», прикрывающей обычно чью-то единоличную власть. И в Германии, и в США, и в Австралии консерваторы в не меньшей, чем либералы, степени опасаются чрезмерного сосредоточения власти в одних руках и проистекающего от этого произвола. В частности, консерватизм, берущий начало от Эдмунда Берка и Алексиса де Токвиля, крайне настороженно и болезненно относится к любым ограничениям свободы слова.

Напротив, те, кто сегодня вроде бы воплощает российский вариант консерватизма, готовы всячески защищать единоличный характер власти. Их консерватизм, в сущности, лишен идейного содержания: этот стиль поведения давно уже обозначен русским словечком «верноподданничество». Свобода слова, как и прочие свободы, может быть терпима ими лишь в той мере, в какой они не создают угрозы (либо просто дискомфорта) для неограниченной власти первого лица. История ограничений вещания негосударственных телеканалов, жесткий контроль над государственными СМИ, попытки давления на блогосферу – самые очевидные свидетельства данного подхода.

Что касается принципа защиты частной собственности, то и к нему российская правящая группа (реализующая «консервативную» стратегию) всегда относилась весьма избирательно. Предприниматели, выказавшие политическую неблагонадежность (начиная с миллиардеров вроде Ходорковского, Гуцериева и других и заканчивая владельцами деревенских магазинов), не могли рассчитывать на защиту их прав судами. И хотя индивидуальные бизнес-истории могли складываться по-разному, но, в общем, бизнесмены в последнее десятилетие ощущали свою уязвимость перед силовыми структурами. В условиях ослабления и зависимости судебной системы представители силовых ведомств могли действовать вполне произвольно – с учетом собственных экономических интересов.

Еще одна черта консервативного образа мышления – обращение к этническим и религиозным корням нации. Наверно, в связи с этим Дмитрий Рогозин недавно заявил: «Альянс Кремля с европейскими правыми шатает брюссельский табурет». Но интересно все же, что он имел в виду. Все современные консерваторы и умеренно правые при всем своем уважении к традиционным религиям крайне негативно воспринимают агрессивный национализм и, тем более, любые агрессии под националистическими лозунгами. Закономерно поэтому, что действия российской власти по отношению к Украине вызывают критику фактически у всех авторитетных консервативных партий в Европе. Сочувствующих можно найти (не без труда) лишь в лагере ультранационалистов. Может, Рогозин имел в виду правых радикалов? Скорее всего именно их.

Таким образом, если мы сравниваем консервативную политическую идеологию, зародившуюся в Западной Европе в конце ХVIII века и прошедшую длинный общий путь вместе с идеей либеральной демократии, с тем, что стали называть «консерватизмом» в годы правления Владимира Путина, мы видим два очень разных явления. Первое послужило одной из основ демократических режимов в целом ряде стран. Второе призвано было просто оправдать и оформить режим личной власти – в качестве наиболее удобного инструмента. 


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


"Эпоха трезвости" наступила при росте производства алкоголя

"Эпоха трезвости" наступила при росте производства алкоголя

Ольга Соловьева

Доля непьющих россиян увеличивается только в социологических опросах

0
268
В России обнаружилось несколько социально значимых инфляций

В России обнаружилось несколько социально значимых инфляций

Анастасия Башкатова

Торговые сети настаивают на том, что их наценки обусловлены издержками, а не гонкой за прибылью

0
338
КПРФ не нашла подхода к своему сложносоставному электорату

КПРФ не нашла подхода к своему сложносоставному электорату

Дарья Гармоненко

Иван Родин

Власть зажимает левых в рамках легальной политической деятельности

0
234
Нефтяной рынок входит в период нестабильности

Нефтяной рынок входит в период нестабильности

Михаил Сергеев

Баррель черного золота может стоить от 40 до 100 долларов

0
281

Другие новости