Судам разрешили цитировать только позицию следствия

Тишина в судах позволяет служителю Фемиды прислушаться к своему внутреннему убеждению. Фото с сайта www.sudrf.ru

Цитирование судьей позиции следователя не указывает на предвзятость, пояснил Верховный суд (ВС) РФ, а значит, это не основание для отвода. Таким образом, ВС не поддержал решение кассационной инстанции об отмене соответствующего обвинительного приговора. Между тем приговоров оправдательных, по мнению экспертов, мало как раз потому, что судьи зачастую подменяют свое внутреннее убеждение утверждениями следователей в рамках пресловутого «флеш-правосудия».

Кассационный суд отменил такой обвинительный приговор, под которым оказались основания, «исключающие участие судьи в рассмотрении дела по существу». Потому что ранее тот же служитель Фемиды, решая вопрос об аресте подсудимого, полностью изложил фабулу предъявленного обвинения.

Выражения типа «совершенные преступления», «дополнительные эпизоды преступной деятельности» и «может вновь заняться преступной деятельностью» в кассационном суде посчитали указанием на то, что судья уже сделал выводы о виновности до разбирательств самого дела. А это является процессуальным нарушением. Однако ВС с таким выводом не согласился, отметив, что формулировки, к которым высказаны претензии, – это не суждения самого судьи, а лишь цитирование выводов органа предварительного расследования о том, почему необходимо продлить обвиняемому содержание под стражей. Более того, именно это как раз и подчеркивает, что позиция судьи и не была высказана по вопросам, ставшим впоследствии предметом судебного разбирательства уголовного дела при рассмотрении по существу, говорится в определении ВС.

Как сказал «НГ» управляющий партнер коллегии адвокатов Pen & Paper Алексей Добрынин, данный пример иллюстрирует две проблемы судопроизводства по уголовным делам. Первая касается цитирования фрагментов процессуальных документов от стороны обвинения в судебных решениях. Предполагается, что в них должны быть отражены позиции участников разбирательства: «Поэтому суд неизбежно приводит доводы заявителей, авторов ходатайств, жалоб и т.д. В этом нет ничего неправомерного, о чем, собственно, и сделал вывод вышестоящий суд». Но другое дело, когда «словами» обвинения говорит сам суд, то есть позиция суда дословно повторяет формулировки обвинения. Такие случаи ничем, кроме как обвинительным уклоном, и не объяснить. Вторая же проблема, даже более серьезная, связана с рассмотрением дела по существу судьей, который ранее выносил по нему промежуточные решения – и, в частности, избирал меру пресечения. Действительно, согласно закону и разъяснениям высшего суда при решении вопроса об избрании меры пресечения суд не предрешает вопрос виновности, но всем понятно, что, удовлетворяя такое ходатайство обвинения, судья косвенно признает обоснованным уголовное преследование. Поэтому, напомнил Добрынин, давно обсуждается недопустимость участия одного судьи и на стадии предварительного расследования, и в разбирательстве по существу: «Но это требует организационных решений, увеличения штата – особенно в небольших судах».

По словам юриста Criminal Defense Firm Даниила Горькова, ВС разъяснил, что использование в тексте решения формулировок следствия относится не к суждениям о виновности лица, а к обоснованию необходимости принять то или иное процессуальное решение. И дословное отражение содержания постановления следователя является законным способом для суда проверить, соблюдены ли основания и условия для такого решения. Но сам он сказал «НГ», что не считает данную практику бесспорной: «Возможны злоупотребления со стороны судов в данном вопросе. Да и тотальное копирование документов следствия никак не повышает правовую экспертизу судей, а также шансы на справедливое судебное разбирательство».

Федеральный судья в отставке Сергей Пашин напомнил «НГ» о том постановлении Конституционного суда (КС), где сказано, что если судья уже высказал определенное мнение на предыдущем разбирательстве дела, то он не должен участвовать в дальнейших, прежде всего чтобы не ставить под сомнение законность и обоснованность окончательного решения. Когда судья обосновывает необходимость заключения под стражу, он действительно использует формулировки, которые упомянуты и в законе, – «может скрыться», «помешать установлению истины», «воздействовать на свидетелей». И при этом он вправе сослаться на позицию той или иной стороны, так что если он «просто приводит позицию и находит ее доказанной или недоказанной, то это вполне правомерно». Поэтому ВС, по его словам, скорее прав, чем неправ, однако на самом деле судьи всегда находятся между Сциллой и Харибдой. С одной стороны, ВС запрещает обсуждать вопрос о виновности, а с другой – обязывает принять решение о причастности лица к преступлению. Но о том, как можно проверить причастность, не вдаваясь в вопрос о виновности, – не говорит.

В то же время, подтвердил Пашин, бывает так, что суд подряд цитирует ходатайство следователя о мере пресечения, то есть в точности до запятой. Также много случаев, когда «судья, не обращая внимания на ход разбирательства и на показания, которые даны в суде, просто переписал фразы из обвинительного заключения». И получается, что свидетели и потерпевшие вроде бы как ничего нового и не сообщили, а слово в слово повторили свои показания следствию. Конечно, заметил он, это нарушение закона во имя высокой скорости рассмотрения дела и проявление солидарности с позицией только одной стороны – обвинения. ВС предоставляет судьям широкий простор: «Когда те сперва человека арестовывают, то есть демонстрируют сформированное мнение о его виновности, а потом сами же рассматривают дела. А уже потом боятся, что если оправдать, то затем обязательно спросят: а зачем же арестовывал? С точки зрения чистоты правосудия эта позиция сомнительная, но с точки зрения организационной это способствует скорости разбирательств». Сам Пашин уверен, что судья, который принимал решение о заключении под стражу, конечно, должен подлежать отводу.

Но тут есть и такая серьезная проблема, что в России нет стандартов доказанности, которые есть, например, в Европе. Там разделяют понятие «разумных оснований» при заключении под стражу и понятие «вне разумных сомнений» при вынесении приговора. «У нас же путаются разные этапы правосудия с точки зрения доказанности», – пояснил Пашин. Если же будет стандарт доказанности, то судья уже не будет чувствовать себя связанным позицией следствия и даже собственными решениями: «Отвержение стандартов – это гарантия произвола, когда мало настоящих доказательств, но зато можно сослаться на внутреннее убеждение. И получается, что оправдательных приговоров в стране мизерное количество лишь потому, что судья всегда убежден в правоте следователя».