Андрей Ваганов
Луи-Филипп Демерс (Канада), «Деволюция», 2006 г. В «Деволюции» роль машин отведена роботам, но наряду с этим исследуются механические, машинные функции человеческого тела и зооморфные возможности тел вообще.
Источник: Банк Аделаиды, Фестиваль искусств, Аделаида
Называют это по-разному: «влажные технологии» (wetmedia – совокупность имеющихся на сегодня средств синтеза и манипулирования, хранения и передачи информации на биологических носителях); «трансгенное искусство» – область художественной деятельности, основанная на экспериментальном переносе генов в чужие геномы; «химерный дизайн» – эстетическое оформление живых организмов за счет манипулирования их ДНК┘ Далеко не полный перечень.
И все это едет к нам, в Москву, при поддержке Фонда некоммерческих программ Дмитрия Зимина «Династия». Едет, а также летит, плывет, ползет, карабкается, в общем – движется, на открывающуюся 15 марта Международную выставку техноориентированного искусства «Наука как предчувствие».
Если это кому-то что-то объяснит – вот названия некоторых из произведений влажного постбиологического искусства: «Протезированная голова», «Грациозные машины», «Роботариум», «MEART – Полуживой художник», «Металлорак» («...рак» в онко-смысле. – А.В.), «Морфология/Лицевой сдвиг», «Экстра-ухо: ухо на руке», «Автоиндуктор Ph-1: межкультурная химия», и проч., и проч.
«Мы везем настоящих звезд, – подчеркнул в беседе с корреспондентом «НГ» куратор выставки, сотрудник Калининградского филиала Государственного центра современного искусства Дмитрий Булатов. – Но, безусловно, «звезднее» других – австралиец Стеларк, которого я давно хотел привезти в Россию и который в России ни разу не был. Один его проект скандальнее другого – и третье ухо, которое он все-таки всадил себе в предплечье, – тому пример. Стеларк будет принимать участие в выставке и отдельно даст публичную лекцию. Вообще вокруг выставки будет еще накручена разная программа (по искусству, науке, музейному делу и т.д.). Лекции будут читать такие известные российские ученые, как член-корреспондент РАН, специалист в области молекулярных и клеточных механизмов переработки информации Константин Анохин, член-корреспондент РАН, генетик Николай Янковский и прочие хорошие люди».
Впрочем, за плечами у самого Дмитрия Булатова – книги и антологии, посвященные различным аспектам взаимоотношений между искусством и высокими технологиями (sci-art, робототехника, генная инженерия, нанотехнологии). Одна из наиболее известных – «Biomediale. Современное общество и геномная культура» (2004). Его произведения были представлены на 49-м и 50-м Венецианских биеннале (2001, 2003), фестивале Ars Electronica (2002). В общем, Дмитрий в постбиологическом мире человек неслучайный. Хотя «человек в постбиологическом мире» – звучит, наверное, как оксюморон.
«Наука как предчувствие» – первая российская инициатива подобного масштаба в области science art. «Предмет интереса художников в science art – те научно-художественные и социальные практики, которые в первую очередь влияют на способ мышления в условиях глобализации культуры и тотальной информатизации общества», – читаем в превью выставки.
Определение «тотальное», вообще, очень часто приходит на ум, когда начинаешь вникать – иногда, в буквальном смысле слова, вникать; и даже – проникать, – в образцы science art. «Возникновение подобного, столь неоднозначного направления в искусстве, связано с феноменальным прогрессом и распространением современных технологий, – считает Дмитрий Булатов. – Тотальная перестройка человеческого тела, дополнение его искусственными элементами, изменение наших взаимосвязей с физическим пространством и временем – каждая из этих тем максимально проблематизирует традиционно сложившиеся отношения человека с окружающим миром, границы жизни и смерти, демаркацию нормы и патологии, различения между смоделированным объектом и биологическим существом».
Вот так, ни больше ни меньше┘ Телесность как процесс, тело как технология, смерть как объект, жизнь как артефакт смерти┘ И все в том же роде. И это уже не просто морфинг (изменение) тела; это морфинг искусственно созданной (квази)жизни.
Философ Валерий Подорога назвал как-то ритуал нанесения татуировки «жуткой историей физической переработки органического индивида в социального...». В морфированных, слабошевелящихся существах science art, очень часто, нет ничего индивидуального и ничего социального. Таков, например, экспонат «Живые вирусные татуировки» канадской художницы Тэгни Дафф.
«Живые вирусные татуировки» – это серия пластических объектов, полученных in vitro (в пробирке), которые демонстрируют искусственно созданные синяки на коже человека и животных. Подобные «татуировки» в виде гематом образуются при использовании вирусов и различных методов биохимического окрашивания. Выглядит жутковато, что и говорить┘
 «Архивы влажных медиа: Живые вирусные татуировки» – в чистом виде! Эта серия канадской художницы Тэгни Дафф – составная часть проекта исследования инфекционного потенциала вирусов как особой формы памяти, а также цифровых и аналоговых способов их визуализации. Фото Тэгни Дафф, 2008 |
Как заметила философ Елена Петровская, «жуткое – это то, что нас превосходит и от чего мы всеми силами стремимся обособиться. Это угрожающее отсутствие границ». Для человека, на онтологическом уровне, несомненно, главное содержание категории «жуткое» составляет время, вернее – бесконечность и неуловимость темпорального потока.
Татуировка – это попытка проявить, зафиксировать темпоральный поток, в котором существует человек. Это, буквально, прикосновение вечности. Кожа человека – это та граница, на которой внутреннее Я (душа) соприкасается/противостоит внешнему Космосу. Здесь, на этой границе раздела фаз, и происходит встреча пространства и времени. Здесь рождается пространственно-временной континуум, который называют «судьбой». (По Фрейду, «анатомия – это судьба».) «Живые вирусные татуировки» делают наблюдаемой и осязаемой (если у кого-то хватит духу дотронуться) эволюцию этой самой души.
Очень точно в свое время обрисовал ситуацию Жан Бодрийар: «Кибернетическая революция показала амбивалентность мозга и компьютера и поставила радикальный вопрос: кто я – человек или машина? Дальнейшее продолжение следует с революцией в биологии: кто я – человек или клон? Сексуальная революция в ходе виртуализации наслаждения ставит столь же радикальный вопрос: кто я – мужчина или женщина? И в этом парадокс революции: ее результаты вызывают неуверенность и страх».
«Очевидно, что сегодня научные и художественные исследования стоит рассматривать не только как проведение узкоспециальных технических или эстетических экспериментов, но – в первую очередь – как культурное высказывание и культурное действие», – уверен Дмитрий Булатов.
Безусловно, искусство, рождающееся в новых условиях постбиологии – в условиях искусственно оформленной жизни, – не может не делать эту искусственность своей темой. Но тут возникает законный вопрос: как все это показать, то есть – как все это сделать собственно предметом потребления (духовного)? Другими словами: как влажные технологии перевести в сферу культурного потребления? Ведь время, длительность, а значит и сама жизнь не могут быть показаны зрителю непосредственно.
Отсюда – главный жанр постбиологического искусства: техническая документация, в которую входят планы, чертежи и видеоматериалы к реализованным проектам. Именно в этой точке документация становится незаменимой, становится залогом жизни как таковой: документация вписывает существование того или иного существа в историю, превращает его существование в жизнь. И неважно уже, «на самом ли деле» живое это существо или искусственное.
