Максим Лаврентьев
Жители Наказуха, которых раньше не могли выселить силой, теперь сами покидают свое село.
Некоторое время назад я породнился с дагестанским тухумом Шанхаби. Что мне было на тот момент известно о тухумах и о Дагестане вообще? Видимо, то же, что и ельцинскому министру внутренних дел Степашину, в 1998 году пролетевшему голубем по ваххабитским аулам, – ничего. Степашину тогда подарили бурку, прокричали: «Аллах Акбар». Но голубь улетел, а вскоре в воздух поднялись металлические стрекозы, по горным дорогам поползли бронированные жуки┘
Нет, я собирался в Дагестан не за буркой: многочисленная новая родня ожидала в гости с визитом вежливости. К тому же именно в то самое время в республике отмечались ежегодные «Дни белых журавлей» (чуть не сказал «голубей») – очередная годовщина Расула Гамзатова, стихи которого, по меткому выражению местного писательского начальства, «высоки, как вершины кавказских гор, широки, как Каспийское море». Но больше всего меня интересовал стиль здешней жизни и, забегая вперед, должен сообщить вам, что узнал я его вполне, так что уже всерьез считаю себя аварцем «со стороны жены», расстелил на полу московской квартиры привезенные ковры, приобрел в Махачкале кубачинский кинжал с «изумрудом» из бутылочного стекла (в прошлом – непременный атрибут уважающего себя джигита), чеченский перстень «с волком» (тотем) и пандур – щипковый музыкальный инструмент в две струны (подмога горскому поэту). Вечерами я распеваю куплеты Дженни (слова Пушкина, музыка Шнитке), ибо аварским языком пока не овладел, и, как и теперь, вспоминаю подробности путешествия┘
 Солнечные стороны гор всегда голы. |
«Взяв штурмом» аул Гуниб, отдохнув в беседке имама Шамиля на камне князя Барятинского, имама здесь пленившего, и поспорив об особенностях ведения кавказской войны, мы с женой отправились в Наказух – маленькое высокогорное селение на границе Гунибского и Чародинского районов. Его название на русский приблизительно переводится как «В облаках». Неподалеку от аула нас уже ждали. Правда, не мелькнул на вершине горы всадник, высматривающий издали дорогих гостей, чтобы к их приезду хозяева успели зарезать барашка – черного (мясо более жесткое, лучше пропеченное солнцем под темной шкурой бедолаги) или белого (соответственно мясо более нежное). Когда-то в этих краях так встречали моего дядю – взяточника и бюрократа из Министерства сельского хозяйства. Нет, былинные времена прошли. Но телятина, разложенная большими кусками возле родника в лесу, оказалась удивительно вкусной, а завтрак, которым угостили нас на открытой веранде большого сельского дома, утолил голод на сутки вперед. Вскоре, прогулявшись по живописным руинам старого аула, мы с компанией дружно отправились в лесок жарить шашлыки. Там, в зарослях низкорослых деревьев, я с грустью обнаружил уголок Подмосковья. Ностальгии при этом не чувствовалось: разнообразная стеклянная посуда, поблескивавшая тут и там в траве, била в глаза нашим общероссийским уродством. Собрав бутылки на облюбованной поляне, я решил закопать их рядом в кустарнике. Вместо этого пришлось, однако, вычищать и замусоренный уже кустарник. Работая таким образом, за какой-нибудь час я обнаружил и отправил в могилу едва ли не сотню представителей враждебной стеклотары. Затем, спасаясь от шашлычного объедения, мы с женой поднялись на самый край горы, откуда видны вдалеке сразу восемь или девять чародинских селений.
Везде на пути попадались в несметном количестве подберезовики. Кстати, местные жители не разбираются в грибах и не едят их. Зато помимо традиционного хинкала всех видов и чуду (на русский вкус – род блинов с начинкой) здесь любят черную кашу из проросшего ячменя и толокно, сдобренное урбечем – маслом из льняных семян или абрикосовых косточек. Впрочем, едоков сейчас в Наказухе мало. В основном наказухцы работают в развороченной бестолковыми стройками Махачкале, а на родину приезжают лишь иногда, как на дачу. Тем не менее здесь имеется мечеть и функционируют два культурных учреждения – клуб и библиотека (была еще школа, но она закрыта за отсутствием учеников). В библиотеке работает спокойный и тихий Шамиль. Разумеется, вернувшись в аул, мы туда напросились.
 В Дагестане названия многих сел переводятся как "В дыму" или "В облаках". Фото Абдуллы Чупалова |
Когда стемнело, нам выдали ключ, и, осторожно ступая по грязи, мы вскоре достигли оазиса просвещения. О, здесь есть чем насладиться любителю древности! По стенам развешаны ретушированные фотографии классиков советской литературы – русских вроде Фадеева и дагестанских. Книги на стеллажах, разумеется, того же времени. Современная периодика присутствует в виде подшивки номеров газеты на местном согратлинском диалекте.
Некогда из древнего аула Согратль, расположенного за соседней горой, сюда переселилась часть молодежи. Юность любит радость, и новоявленные наказухцы стали весело проводить время. Никакие уговоры вернуться на них не действовали. Даже после многократного разорения аула согратлинцами уцелевшие жители возвращались в Наказух и отстраивали его заново. С тех пор сохраняется здесь обычай шутить, праздновать, веселиться по всякому поводу. И если Чох гордится своими учеными (одних докторов наук человек 40!), а Согратль на протяжении столетий является родиной книжников (родом оттуда, к примеру, многие современные дагестанские журналисты), то нигде, пожалуй, кроме как в Наказухе, вы не найдете настолько веселых и беззаботных людей.
В библиотеке мы обнаружили учетный журнал с таблицей запланированных мероприятий. К сожалению, читателей здесь практически нет. Едва мы узнали об этом печальном факте, как они тотчас появились (это были хозяева, обеспокоенные долгим нашим отсутствием). Выяснилось: трое из четверых в наказухской библиотеке оказались впервые. Пришедшие шумно удивлялись, видя нас разутыми, словно мы у кого-то в гостях. Впрочем, в глазах у них мерцали при этом хитрые огоньки, и верить вечным шутникам-наказухцам было бы опрометчиво.
Так завершился день «В облаках». На следующее утро мы уехали в Махачкалу.
Чтобы когда-нибудь непременно сюда вернуться.
