Осло открытых дверей

Фредрик Раддум в своей мастерской.

Было жаль забытого фотоаппарата, и мысль вернуться за ним (это спустя-то 40 минут) ворочалась в голове со стыдливой наивностью. Раз в Музее Мунка пропускная система к опусам знаменитого норвежца напоминает досмот в аэропорту, судьба не без сарказма рассудила, что результаты своей работы за день я оставлю именно в этом месте. Тем более что к Мунку они не имеют отношения.

Фестиваль Oslo Open появился в 2000 году. Сейчас у него уже 420 участников, синие афиши с человечком, в переплясе вздымающим руки к заголовку Oslo Open, то там, то тут встречаются на дверях мастерских и ставших этакими арт-коммунами домов.  Все художники независимо от возраста говорят по-английски, и двери их ателье с чаем-печеньем – нараспашку. Осло внимателен к современности вообще и к искусству в частности, то есть он включает их в стратегию развития. Развитие тут – в смысле строек – кажется, не прекращается ни в один сезон. На хорошо просматриваемой линии набережной – старинная крепость, открывшееся шесть лет назад и ставшее одним из городских символов здание Национального театра оперы и балета с мраморными криволинейными плоскостями, будто съезжающими во фьорд, и с крышей, по которой можно гулять. А с другой стороны набережной по-своему эту тему «сползающих» плоскостей подхватил новый музей современного искусства Аструп-Фернли. Архитектор Ренцо Пиано, знаменитость из Генуи, придумал его двухчастным, как скобки обрамляющим водный канал. И обыграл северную эстетику деревом да отражающим небо и воду стеклом. Внутри, как теперь модно, обязательный набор имен – Ансельм Кифер, Фрэнсис Бэкон, Дэмиан Херст, Джефф Кунс… Снаружи – крыша, даже три стеклянные крыши, и одна из них, словно откликаясь на здание оперы, «сползает»-таки углом к траве, совсем близко к водной глади. Как лед, что того гляди пустится «вплавь». Так вот на фьорд смотрит и открывшийся в прошлом году парк Экеберг с работами Джеймса Таррелла, Луиз Буржуа, Тони Оурслера, и дизайнерские кварталы, и между ними тоже что-то строится. И в центре города планируют построить новое здание Музея Мунка, чтобы перевести его поближе (сейчас это всего несколько остановок на метро, минут 15 от центра). И еще одно обновленное музейное пространство тоже появится в центре – в Осло считают это важным. 

Ну а Oslo Open – такой weekend открытых дверей. В город приезжают кураторы из разных стран, ходят по мастерским. Для художников такой формат, может, даже удобнее выставочного – можно показать свое творчество, свободное от кураторской указки какого-нибудь коллективного смотра. Целый фестиваль сделан для общения и чтобы продвигать свое современное искусство за родные просторы. Один из самых больших арт-кластеров, который мы видели, – Трафо (в переводе – «Трансформатор»), построенный в начале прошлого века. Уже лет 40, как там обосновались художники со своими мастерскими. А сейчас еще есть экспериментальный театр. Большой дом стоит на холме, с него, кажется, как раз виден Музей Мунка и парк, где, конечно, и пикники устраивают, но главное – постоянно кто-то бегает. В Осло вообще дивишься числу горожан, поддерживающих здоровье бегом, они то и дело тебя нагоняют и перегоняют. Впрочем, это – в сторону. Трафо похож на большой муравейник со входами-выходами-лестницами-комнатами.

Художники облюбовали арт-кластер Трафо более 40 лет назад. Фото автора

Фредрик Раддум оказался крайним, то есть первым, кого замечаешь с улицы. Выставил на воздух человечка с растущей из… неважно откуда, елкой. По всему видно, художник – весельчак. В мастерской, на полу между стеллажами и рабочим столом – серия объектов «Виды спонтанного человеческого воспламенения». Мужские ноги в черно-белых брогах и со спущенными брюками, будто спасающимися от этих самых ног (или старающимися им не мешать) – ног, горящих, как факел. Рядом аналогичная женская вариация и объекты про архетипическое: сумка с брюликами зовется «Королевой», потертые джинсы, что опали на износившиеся кеды, – «Художником». Ирония Раддума, замешенная на образах массовой культуры, но вместе с тем приносящая эти клише в сферу искусства, парадоксальные коллапсы и смысловые сдвиги – напоминают работы модных Young British Artists. И глядя на стальное привидение норвежца – «Печального призрака небытия» в хламиде – думаешь, в частности, про скульптуру Марка Куинна (как раз из YBA). У того на человека, как на привидение, накинут «отрезающий» голову колпак, и озаглавлено все это «Порок как объект добродетели». Шутя Раддум может изваять памятник мишке Тедди, а может вдруг переключиться на лиричную интонацию и поставить на улице Осло торшер для задушевных разговоров – только огромный, как фонарь. Но сарказм берет верх – «домашние» посиделки пройдут в общественном пространстве.

Трафо похож на муравейник потому еще, что здесь собрались очень разные по стилистике авторы. По соседству с Реддумом – Иштван Лицтес, переосмысляющий на новый лад классику вроде древнеегипетской скульптуры и античных куросов. А если обогнуть дом и взобраться по винтовой лестнице, попадаете к Перу Хессу, художнику и куратору в одном лице. Но раз речь о художниках, он показывает каталог прошлогодней выставки «Персональные структуры» из параллельной программы Венецианской биеннале. А в ателье по стенам висят минималистичные, едва-едва расцвеченные в пастельные тона холсты – например, See с гласными, замененными символами евро. Такая концептуализация творчества с прозрачной риторикой.

Другой пример джентрификации – Тентхаус. Тоже фабрика, ныне облагороженная, на этот раз с маленькими корпусами, кое-где облицованными красным кирпичом и своим видом немного напоминающими московский ARTPLAY, только компактнее. С той разницей, что наши арт-кластеры – продукт нулевых, а в Осло художники так работают с 1970-х… По сравнению с Тентхаусом Трафо скорее походит на дома с мастерскими Союза художников (если здесь вообще применим наш аналог). На лакомых территориях, занятых художниками, конечно, разыгрывается понятный сюжет с «квартирным вопросом» – чтоб отдать пространство под что-то более прибыльное. Трафо отстояли в нулевых, сейчас борются за Тентхаус. В нем нам уже не встретилось художников, работающих с пластикой, оглядываясь на классическую традицию. Это более экспериментальная площадка, где Сири Аустин занимается саунд-инсталляциями (а на стене – родченковский плакат к «Киноглазу» Дзиги Вертова), Жанин Магеллсен делает миниатюрные объекты, чтобы из белых элементов вытянуть пластическую выразительность лаконичной геометрии и чтобы просто в белом на белом выразить объем. А Штефан Шрёдер показывает документации перформансов-инсталляций «Смысл жизни», когда, например, на полках с мукой, на которую дунь – все рассеется, так вот по муке люди писали важные для них слова.

Когда идешь от мастерской к мастерской, кажется, они повсюду. Не только в больших арт-коммунах – под ателье выделены этажи в обычных домах. Так, в самом центре города обосновался Матиас Херенстам. Вместить туда здоровенные деревянные объекты цикла «Наброски для ре-анимации», конечно, невозможно (для таких работ у многих художников имеются помещения побольше), поэтому вместо них были фото. Херенстам интересуется пограничными состояниями, и «Наброски…» фиксируют древесные стволы, которые «прорастают» то глазами, то ногами. Оживление неживого или окостенение жизни – вот вопрос. Но уж чего совсем трудно было ожидать – современных творцов пустили даже в городскую ратушу (мысленно пытаешься прикинуть: какой аналог можно придумать у нас – Дворец съездов, Дума, Белый дом?).

Формат Oslo Open – свободное общение не такое формальное, как на коллективных вернисажах, не такое неформальное, как на дружеских квартирниках, но  про деловое налаживание связей здесь тоже не забывают, ведь все двери открыты и люди открыты к диалогу. К слову, про свободу – в местном Музее современного искусства идет выставка «Возьмите свободу!» о разных мнениях и ценностях, в целом – о свободе слова как политической ценности. Есть там, в частности, самый известный в мире художник-диссидент Ай Вэйвэй, но стартует все панк-молебном Pussy Riot.

А мой фотоаппарат кто-то заботливый принес и оставил в кассе. Да-да, это про спустя 40 минут. И про открытость.