Кресло для Голды

Посол Израиля Голда Меир вручает верительные грамоты заместителю председателя Верховного совета СССР Ивану Власову. Кадр из киножурнала «Новости дня». 1948

Москву покидает посол Израиля Симона Гальперин. Кажется, это вторая женщина – представитель еврейского государства в России, если считать еще советские времена. Первой, как известно, была Голда Меир. Она прибыла в столицу СССР в сентябре 1948 года, а отозвана в апреле 1949-го. Недолгая, но вошедшая в историю каденция. Интересно, что и Симона Гальперин пробыла в Москве меньше времени, чем другие дипломатические представители Иерусалима. Гальперин приехала в мае 2023 года, а уезжает нынешней осенью. Меир, наоборот, представляла свою страну в СССР с осени по весну.

Задолго до того, как эти параллели обрели для меня более-менее четкие очертания, я обнаружил свидетельство загадочной связи, возникшей между событиями прошлого и наших дней. Случилось это минувшей весной, по случаю одного из еврейских праздников, когда я наряду с другими гостями по приглашению посетил личную резиденцию посла Израиля.

Помещение оказалось небольшим, даже тесноватым. Все собрались в довольно скромной гостиной. Но даже и в этом ограниченном пространстве гости умудрялись сгруппироваться в определенной зоне.

Желая получить передышку от суеты, которая всегда сопровождает светские мероприятия, я отошел в отдаленный угол комнаты и здесь заметил деревянное кресло с резной спинкой. Этот предмет мебели выглядел несколько чужеродным в гостиной, обставленной современными диванами и креслами. Мое внимание привлекли небольшая табличка и то, что воспользоваться креслом по прямому назначению было невозможно из-за того, что сиденье перевязано тесемкой.

Надпись на табличке на русском и английском языках гласила: «Это кресло было изготовлено по специальному заказу Московской хоральной синагоги для первого посла Государства Израиль в СССР ее превосходительства г-жи Голды Меер в 1948 году». Так и сказано: «Меер», хотя в русской транслитерации принято написание фамилии посла, которая потом стала премьер-министром, да и вообще известна как выдающийся политический деятель, все-таки Меир. В советских документах того времени израильского дипломата обозначали как Мейерсон.

Остается только догадываться, как кресло попало из Московской хоральной синагоги в резиденцию посла. Видимо, это был подарок общины, когда дипломатические отношения СССР, а потом России с Израилем были восстановлены после долгого перерыва, и артерфакт стал мемориально-музейным экспонатом, отсылающим к непростой истории отношений двух стран.

Пребывание Голды Меир в Москве в 1948–1949 годах, можно сказать, перешло из области исторических событий отчасти в сферу политической мифологии и высокой идеологической патетики, если мы говорим об официальном израильском нарративе. Об этом визите, о встрече посла с советскими евреями существуют истории, по эмоциональному накалу сравнимые с наиболее патетичными библейскими сказаниями.

Сама Голда Меир оставила воспоминания, в которых подробно описаны три посещения синагоги. В первую же субботу после приезда в Москву сотрудники миссии посетили здание на улице, которая тогда носила имя художника Архипова. В следующий раз они оказались в синагоге 3 октября – на празднование Рош-ха-Шана, то есть еврейского Новолетия. Потом делегация посольства посетила богослужение на Йом-Кипур, Судный день, который приходится на десятые сутки после Новолетия. Эти визиты хорошо известны и описаны. Прежде всего сцены встречи посла Израиля огромной толпой московских евреев на улице Архипова, рядом с фасадом хоральной синагоги. Голда Меир красочно описывает восторженный прием, который ей оказали простые люди на Рош-ха-Шана, а также последующую репрессивную кампанию властей, недовольных пробуждением национального самосознания советских евреев.

В книге Меир упомянула о том, что и в дальнейшем посещала синагогу, но после обрушившихся на Еврейский антифашистский комитет репрессий и закрытия газеты, издательства и театра на идише молитвенный зал уже не был заполнен народом, как раньше. Вероятно, описываемое нами кресло было изготовлено для этих последующих визитов, потому что первые, осенние, посещения случились в первый месяц пребывания Меир в Москве.

То самое кресло из Московской хоральной синагоги. Фото автора

Внутри московской синагоги вообще не фотографировали. От встречи с советскими гражданами остался только любительский снимок, где Голда стоит, окруженная толпой. Потом эта фотография была использована на 10-шекелевой банкноте образца 1992 года. Сейчас бумажки нет в обращении, ее заменила монета. Да и на других современных банкнотах место политиков заняли израильские поэты и художники.

Судя по всему, с румынским диктатором у Голды Меир сложились более доверительные отношения, чем у руководителей сталинского СССР. В Москве она отмечает холодность и отчужденность властей, хотя оговаривается, что к миссиям других стран отношение было, возможно, еще более настороженное.

От Москвы у нее осталось и несколько теплых воспоминаний. Кроме волнительной встречи с народом у синагоги Голда отметила душевный разговор с Полиной Жемчужиной, женой главы советского МИД Вячеслава Молотова. Да и сам советский министр выглядит в ее книге довольно симпатично. На одном из дипломатических приемов она обдумывала увиденное на военном параде в Москве, переживая, что такого вооружения нет у Израиля, который в тот момент вел войну за независимость. «И Молотов, словно прочитав мои мысли, поднял свой стаканчик с водкой и сказал мне: «Не думайте, что мы все это получили сразу. Придет время, когда и у вас будут такие штуки. Все будет в порядке», – пишет Голда Меир в своей книге.

Она подробно описывает, как скромно жила первая израильская миссия в Москве. Поначалу пришлось остановиться в гостинице «Метрополь», где посол снимала двухкомнатный номер вместе с дочерью и ее мужем. Поскольку счет за проживание был чрезмерным для посольской группы, приходилось экономить на еде. Госпожа посол ходила на базар и готовила на электрической плитке обеды и ужины для холостых работников миссии.

«Походы на базар ранним утром были самым приятным из всего, что мне пришлось делать в течение семи месяцев пребывания в Советском Союзе, – вспоминала Меир. – Ни я, ни Лу (сотрудник посольства. – «НГР») не говорили по-русски, но крестьяне на базаре были с нами приветливы и терпеливы и давали понять улыбками и жестами, что мы можем не торопиться, выбирая. Я, как и почти все, была очарована вежливостью, искренностью и теплотой простых русских людей, хотя, разумеется, меня как социалистку поражало то, что я наблюдала в этом так называемом бесклассовом обществе. Я не верила своим глазам, когда, проезжая по московским улицам, при 40-градусном морозе, увидела, как пожилые женщины с тряпками, намотанными на ногах, роют канавы и подметают улицы, в то время как другие, в мехах и на высоких каблучках, садятся в огромные сверкающие автомобили».

Потом посольству дали отдельное здание, и его обставили простой мебелью, которую, правда, закупили в Швеции. Может быть, кресло в синагоге было единственным предметом в быту посланницы молодого Израиля, содержавшее в себе хоть какой-то намек на изысканность и эстетические «излишества».