Надежда Муравьева Сегодня мы празднуем День славянской письменности и культуры. И это действительно большой праздник – освященный традицией, серьезный, и ценность его сомнению не подлежит.
Казалось бы, кто может поспорить с тем, что язык определяет мышление, что умение писать на родном языке – дело святое, насущное и из рук вон необходимое? Кому придет в голову отбирать у людей это право?
Однако история говорит нам совсем о другом. Выясняется, что с самого начала святым братьям Кириллу и Мефодию, давшим нам ни много ни мало письменность, а следовательно, и всю дальнейшую великую русскую литературу, пришлось чуть не с боем добиваться своей замечательной цели.
Вот, например, на пути в Рим оказались братья-странники в Венеции – «городе прекрасном и счастливом» – и тут же пришлось им изо всех сил доказывать тамошним богословам, что славянские языки не какое-то маргинальное явление, а серьезный феномен.
Дело в том, что в то время в Западной Европе лишь три языка почему-то признавались пригодными для богослужения и литературного самовыражения – а именно: древнееврейский, греческий и латинский. Славянский язык не учитывался: согласно поверью не было его на табличке, прибитой над головой распятого Христа. Надпись «Иисус Назареянин, Царь Иудейский» была сделана исключительно на этих трех вышеупомянутых языках.
Вот и пришлось братьям часами спорить с представителями западной общественности: особенно негодовал Кирилл, он же Константин. Известны его исполненные негодования слова, обращенные к собравшимся маловерам: «Как же не стыдно вам, о трех языках только думающим, а прочим всем народам и племенам слепыми велящим быть и глухими?.. Мы же довольно знаем народов, в книгах сведущих и Богу славу воздающих каждый своим языком┘»
Русские писатели, хранители духовных традиций Кирилла и Мефодия, унаследовали от них не только алфавит и прочие вещественные радости языка, но и жар души. Потому что русский письменный язык – явление хрупкое, загадочное и исключительно верткое – не успеешь отвернуться, глядь, а его уже нет.
Ведь то и дело русский язык надо было отвоевывать у кого-то: то у российских властей, запрещавших подданным самовыражаться и сжигавших книги и брошюры, то у бунтовщиков всех видов и мастей, паливших барские библиотеки, то, наконец, после 1917 года, когда на смену фиалам, богиням, журфиксам, протуберозам и левкоям вдруг пришли продразверстки, главспирты, совнархозы и концлагеря.
Да и в эмиграции писателям-беженцам приходилось несладко. Оскудевал, портился и сквозь пальцы убегал священный язык, как вода. Писатели по этому поводу очень волновались и негодовали. Вот что писала, к примеру, Надежда Тэффи: «Мы еще храним старые заветы, потому что любим наше прошлое, всячески его бережем. А они не любят и отходят легко и спокойно┘»
Кто это такие – они? Судя по всему, те, кто остался там, за кордоном, в России, пишущие такие стихи:
Коммунист рабочий
Знает сила в чем:
В нем любовь к работе
Бьет живым ключом.
Он не знает наций,
Хлещет черных сук,
Для организаций
Отдает досуг!
Вот и стонет Иван Бунин над этой так называемой заборной литературой: «Распад, разрушение слова, его сокровенного смысла, звука и веса┘» И приводит «ужасные» примеры из советских журналов: «Иду и колосья пшена разбираю»┘ Или «Уж все цветы в саду поспели┘» Или еще что похуже, вроде газетного: «Под хладнокровной, раскормленной рукой Ллойд Джорджа бьется в судорогах истощенная страна┘»
Нынче у нас, как всегда, писатели тоже на боевом посту. Посреди «стайлингов», «грумингов», «риелторов», «дилеров» и «апгрейдов» им нелегко приходится. И все же они воюют, помня заветы Кирилла и Мефодия, считавших, что славянские народы имеют неоспоримое право на самостоятельную письменность и культуру.
Сетуют, конечно, наши литераторы на засилье иностранщины. Подчас это неравная борьба.
Не об этом ли воздыхал поляк Станислав Ежи Лец (тоже ведь славянин!): «Сколько уж раз взламывали сокровищницу национального языка, чтобы его обогатить┘»
И все же жар души, завещанный нам, и умение отвоевывать собственный язык не пропьешь, с корабля современности не сбросишь и со счетов не скинешь. Спасибо братьям Кириллу и Мефодию. Они нас этому научили.
