0
1227
Газета Внеклассное чтение Интернет-версия

02.06.2005 00:00:00

Поэты, агитаторы, горланы и главари

Тэги: поэт, голос, манера, стихи


Голоса знаменитых поэтов - Маяковского, Есенина, Пастернака, Бродского - я слышал только в записи. С первыми двумя фатально не совпал во времени и пространстве. С Борисом Леонидовичем совпал, но ненадолго - на четыре последних его и четыре первых мои года жизни. А в тот самый июньский день 1972 года, когда я отписывал экзаменационное сочинение за девятый класс средней школы, Иосиф Бродский навсегда покинул пределы отечества. Увидеть и услышать его я смог только с наступлением вегетарианских времен перестройки в замелькавших по телеэкранам видеозаписях.

 

***

 

Сквозь шорох иглы по щербатой пластинке и тележный скрип несовершенного записывающего устройства чтение Маяковского и Есенина доносилось неважно. Но все же это чтение авторское, вживую.

Громовой низкий голос Маяковского, его манера рубить воздух кулаком стали эталоном образцового поэтического самочтения 20-30-х. Наш вузовский преподаватель А.А. Поликанов был не только внешне похож на агитатора-горлана-главаря и увлечен его творчеством, но и бесподобно имитировал манеру ВВ, особенно когда читал строго по тексту, не смягчая крутые авторские словечки.

Трудно судить, сколь эффектно было для современников чтение Есенина. Отрывок из "Пугачева" в его исполнении известен: "Сумасшедшая-а-а-а, бешшеная-а-а-а, кррававая му-у-уть!┘/ Я ххачу видеть эттава человека!" Полагалось восхищаться - я не мог. Помнились указания, которые Гамлет давал бродячим актерам: "Не слишком пилите воздух руками┘ Будьте во всем ровны┘ Мне возмущает душу, когда я слышу, как здоровенный лохматый детина рвет страсть в клочки┘"

Схоже-несхожими были манеры Пастернака и Бродского.

Глуховатый, словно запинающийся от смущения голос Пастернака крепчал и расходился по мере чтения. Бродский же, с его подчеркнутой экспрессивностью, сразу же, с первых строк, начинал мять, выкручивать и выпевать читаемое.

Пастернак скандировал, настаивал, торопливо пробегал мимо своих строк-микрокосмов ("Пройду, как образ входит в образ / И как предмет сечет предмет"). Бродский исполнял, дирижировал, превращал чтение в музыкально-драматическое действо, временами делался похож на синагогального певца-хазана - низко склонялся перед микрофоном, делал руками округлые жесты-пассы, невыносимо долго тянул гласные (сразу вспоминается Высоцкий с его умением тянуть согласные: "Истопи ты мне баньку по-беллллому┘"). Даже преданные поклонники Бродского не могли сдержать вздоха: "Иосифа лучше читать, чем слушать".

 

***

 

Зато других поэтических современников я лицезрел в натуре и наслушался достаточно. Особенно Евгения Евтушенко.

Человек с несомненными актерскими задатками, в начале 60-х именно он оттеснил от микрофона чтецов в лакейских фраках и чтиц в панбархатных платьях. Его напористая манера, безудержное размахивание руками, верное чувство зала и поэтический слух, позволявший вывозить в чтении даже заведомую патетическую дешевку ("Идут белые снеги┘") - все эти особенности евтушизма стали нормой и символом "поэтической оттепели", породили множество подражателей.

Подражать Евгению Александровичу было трудно. Да в "постоянном составе" начала 60-х и не было похожих друг на друга чтецов. Андрей Вознесенский покорял публику своим открытым лицом и звонким студенческим голосом, манерой задорно бросать в зал шершавые строки весьма условной рифмовки. Белла Ахмадулина брала слушателей высоким голосом дрожащего тембра, сдержанной жестикуляцией, неподдельным волнением и тростиночной хрупкостью облика. Роберт Рождественский безо всякого наигрыша выглядел смущенным, но бодрящимся школьником и смело преодолевал легкое заикание...

 

***

 

К началу 70-х эпоха стадионных чтений и поэтических сборищ у памятника Маяковскому была уже в прошлом. Романтику "оттепели" сменил "застой" - плотный, как табачный дым в школьном сортире. Но поэтические вечера продолжались - с меньшим размахом, заорганизованно, согласованно с подходящей датой, - и публика на них бывала соответственная, т.е. любившая поэзию и хоть что-то в ней понимавшая.

ЦДЛ несколько раз в год выделял поэтам Большой зал. Публика на такие вечера шла густо, поэты тоже. Членам ССП присутствие на вечере засчитывалось в графу "общественная активность", а для значительной части публики лицезрение живых творцов было удовольствием не меньшим (если не большим), чем слушание стихов. Можно было потолкаться в фойе среди литераторов, словить автограф, тяпнуть в баре какого-нибудь замаскированного под шампанское "кислинга", выпить чашечку кофе - словом, испытать все сто сорок четыре светских удовольствия.

Вступительное слово произнес один из непервых секретарей ССП. Трескучие и длинные верноподданные речи в ЦДЛ были не в чести - сразу после нескольких казенных фраз началось основное действо.

Марк Соболь, зицпредседатель цэдэловских вечеров 70-х, взойдя на трибуну, расположился на ней бочком, обнял пюпитр, интимно наклонялся к публике, хрипловато смеялся и шутил. В голосе его играли прихотливые бархатистые интонации провинциального актера, а выговор обладал неестественной четкостью, которую сам Соболь, посмеиваясь, объяснил наличием новых вставных зубов. Он прочел пять-шесть дежурных стихов любовно-лирического склада, ничего особенного собою не представлявших, но сочиненных просто и крепко. Его принимали хорошо, аплодировали и смеялись шуткам - он умел разогреть аудиторию.

Юрий Кузнецов - высокий, бледный, с зачесанными назад темными волосами, - держался особняком и был молчалив. На трибуне стоял, опершись на локоть левой руки и откинувшись назад; правой медленно перебирал машинописные листки со стихами, несколько нарочито поигрывал длинными пальцами. Читал медленно, громко, протяжно, немодулированным низким голосом, не глядя в зал, не реагируя на аплодисменты; закончив чтение, ушел без поклона. В его сдержанном поведении все же чувствовалась напряженная манерность.

Молодой поэт З. был, напротив, возбужден и горяч. Срываясь на крик и делая руками оперные жесты, он прочел длиннейшее стихотворение, из которого запомнились какие-то жених и невеста, едущие на слоне "под арку" северного сияния (похоже, З. спутал его с радугой). Ему поаплодировали, и он начал взахлеб читать еще и еще - пока находчивый Павел Антокольский не уронил с грохотом свою трость и не прервал поэтическую истерику.

Худой, как щепка, с обтянутыми скулами и огненными глазами Петр Вегин читал эффектные стихи о Бахе: "Вязкой пашней прошел - двух/ Сочетал его тяжкий лик:/ Иоганн Себастьян Плуг,/ Иоганн Себастьян Бык!". Выступление он завершил монологом влюбленного, содержавшим инвективу в адрес богомольной старушки: "Ты вот помнишь о боге / -Я вот помню о ней!" Женская часть аудитории отвечала ему стоном и шквалом аплодисментов.

После сереньких стихотворцев, которые что-то пробубнили и скрылись под жидкие хлопки, на трибуну поднялся Арсений Тарковский. Он прочел всего одно стихотворение - "Первые свидания". Несмотря на невыразительную манеру - монотонный высокий голос с придыханиями, - в зале стояла тишина. Едва прозвучали финальные строки ("Когда судьба по следу шла за нами,/ Как сумасшедший с бритвою в руке"), аплодисменты перешли в скандирование. Как раз тогда интеллигентская Москва прорывалась на сеансы опального фильма Андрея Тарковского "Зеркало", шедшего всего в двух (!) кинотеатрах. Связь фильма и звучавшего в нем именно этого стихотворения была настолько живой, что происходящее попахивало фрондерством.

Владимир Цыбин, Евгений Винокуров и Сергей Наровчатов, отличавшиеся грузной комплекцией, читали бледно - были не в ударе. Зато настоящим фейерверком стало выступление Антокольского.

Маленький, сухонький, сутулый, усатый Павел Григорьевич на сцене держался свободно. На трибуну он не позлез: "Ну ее к шуту - это для докладчиков!" Подошел к микрофону и, вместо того чтобы сразу начать читать, произнес импровизированную речь - темпераментную и по тем временам довольно язвительную. В адрес некоторых присутствующих коллег по цеху он отвесил комплименты, смахивающие на оскорбления. Лишь некоторые уловили подвох и скривились. Остальные расплылись в довольных улыбках и благодарно похлопали.

Антокольский прочел несколько новых переводов из французской поэзии. Из всех выступавших он один знал толк в профессиональном чтении - читал без патетики и актерского наигрыша, без трагических подвываний и криков в экспрессивных местах, красиво, округло, интонированно и четко. Удивительно было видеть, как он преображался, читая стихи, как его дрожащий, прерываемый покашливаниями голос (Антокольскому было под восемьдесят) наполнялся молодой силой и модуляциями

Под конец Антокольский опасно помянул добром Бродского (тогда я впервые услышал это имя), подхватил трость и удалился. Уходя, он с шутовской гримасой высунулся из-за занавеса и поклонился залу.

Все это было проделано им легко и артистично, по-чаплински. К тому же мудрейший Павел Григорьевич умело растоптал последние остатки торжественности мероприятия. А заодно протянуть время до указанного часа и вывести из-под удара тех, кто присутствовал на вечере, но не хотел выступать в одной обойме с совписовскими начальниками и графоманами. Немыслимо было, чтобы вслед за поэтом О. выступал Булат Окуджава, за поэтом Ш. - Давид Самойлов, за поэтессой Ф. - Юнна Мориц.

На десерт обычно читались стихи сатирические. Но дежурный "Лева Задов, поэт-юморыст" отыскивался не всегда, присутствующим литераторам приходилось затыкать пробоину своим телом. И обнаруживалась удивительная вещь: многие серьезные и непосильно мудрствующие поэты оказывались в легком жанре гораздо теплее, человечнее, талантливее┘


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Глава «Роснефти» выступил с докладом на Дохийском форуме

Глава «Роснефти» выступил с докладом на Дохийском форуме

Галина Грачева

За принятые в пользу США политические решения придется расплачиваться Европе, заявил Игорь Сечин

0
829
Эксперты высоко оценили доклад главы «Роснефти» на Веронском форуме

Эксперты высоко оценили доклад главы «Роснефти» на Веронском форуме

Татьяна Астафьева

Призывы отказаться от иллюзий «энергоперехода» важны для участников рынка и развивающихся стран

5
1582
Театр музыки и драмы под руководством Стаса Намина празднует юбилей – двадцать пять лет

Театр музыки и драмы под руководством Стаса Намина празднует юбилей – двадцать пять лет

В честь этой даты в театре показывают знаковые постановки, созданные здесь за четверть века

0
1043
Попытка монетизировать защиту окружающей среды как признак агонии западного мира

Попытка монетизировать защиту окружающей среды как признак агонии западного мира

Дмитрий Гусев

Глава “Роснефти” на Веронском форуме рассказал, кому выгодна политика форсированного энергоперехода

0
1221

Другие новости