Судьбы оперы в Зале Чайковского

Старшее поколение благоговейно замирает при имени "Зандерлинг", а филофонисты-коллекционеры неизменно превозносят его записи моцартовских опер с русскими силами – это был дирижер из разряда властителей дум. Спасаясь от фашистского режима, Курт Зандерлинг оказался в 30-е годы в СССР, дирижировал в Ленинградской филармонии и на Всесоюзном радио и очень много сделал для повышения советской оркестровой культуры. В Ленинграде у Курта родился сын Томас, который пошел по стопам отца. Потом семья уехала в ГДР, где Томас получил образование в Музыкальной академии Восточного Берлина, став в 24 года музикдиректором оперного театра на родине Генделя в Халле. И только через много лет, под старость, состоялось творческое возвращение маэстро Томаса Зандерлинга-младшего на свою фактическую родину: он несколько раз приезжал дирижировать федосеевским БСО, а с прошлого сезона является главным приглашенным дирижером спиваковского НФО, сотрудничает с плетневским РНО (например, также в прошлом сезоне экстренно заменил неприехавшего Леонарда Слаткина). И вот "станиславцам" удалось увлечь маэстро единственной оперой Бетховена.

Больше всех просчитались те, кто ждали от "Фиделио" среднестатистической тевтонской жесткости в духе Караяна и яростного немецкого драйва. Ничего подобного – за исключением ядерной финальной хоровой оды все было очень корректно, педантично, аккуратно, возможно, немного суховато (это ведь тоже фирменные немецкие свойства, о которых частенько забывают). По временам хотелось большей сочности, драматизма в интонациях, сгущения темных оркестровых красок, но и лирическая мягкость во взгляде Зандерлинга на партитуру вполне убеждала своей правотой. Но главное чудо – конечно, то, что сумел сделать дирижер со считающимся почти безнадежным оркестром Московской филармонии (под управлением Юрия Симонова) – этот коллектив с несчастной судьбой (от расцвета времен Кондрашина к нынешнему безвременью) было просто не узнать, так он изменился к лучшему в руках маэстро, хотя не обошлось и без дежурных киксов у духовых (если бы дирижер мог сам сыграть за всех оркестрантов!).

Протагонистом в певческом составе была отнюдь не испанка Леонора, переодевающаяся для вызволения мужа из тюрьмы в юношу Фиделио, а государственный злодей в законе дон Пицарро, которого талантливый бас-баритон Дмитрий Степанович изобразил в стиле высокого трагического гротеска, обнаружив в себе не только изрядный интеллектуализм, но и искры забытого отечественной актерской школой священного сценического безумства – когда есть такое, то определенные изъяны вокальной школы и стиля становятся не столь уж существенными мелочами. Самый красивый тембр и наиболее "школьное" пение (хотя в плане стиля тоже "мимо кассы") продемонстрировала новая солистка театра, ученица Галины Писаренко Анастасия Бакастова (Марцелина), недавно дебютировавшая в главной роли в спектакле Театра имени Ермоловой "Ужель та самая Татьяна". Титульная героиня Софья Худякова, призванная из Питера (Москва слышала ее несколько лет назад в качестве Джульетты в гастрольном спектакле театра "Зазеркалье" "Сказки Гофмана") – ничего сверхъестественного. Остальные также не запомнились ничем особенно плохим и ничем особенно хорошим, правда, совсем уж не хорош был ухажер Жакино (Сергей Балашов) – тут я присоединяюсь к отвергающей его Марцелине.

Нечастый гость у нас и "Царь Эдип". Когда-то давно в Зале Чайковского, построенном по образцу античного амфитеатра, шла "Медея" Еврипида в постановке Охлопкова, а сейчас пробил час Софокла в модернистской-неоклассической адаптации Стравинского. КЗЧ, сцена которого лишена возможности использовать декорации и машинерию – идеальное место для минималистских опытов. Постановщик и сценограф Григорий Катаев (сын известного в консерваторских кругах дирижера) создал для спектакля удачно схватывающую образное настроение сюжета визуальную рамку в кроваво-красных тонах (на заднике, закрывающем орган, уходящая вдаль перспектива внутренностей куба, сложенного из плитки, сверху свисает шнур с нанизанными на него какими-то острыми гигантскими зубьями, на авансцене манекены героев в театральных масках), но в режиссерском решении скатился к слишком буквальному выполнению указания Стравинского о намеренной статичности.