Марина Гайкович Зубин Мета и оркестр фестиваля Maggio Musicale Fiorentino выступили в абонементе Дениса Мацуева. Пианист солировал в Третьем концерте Бетховена, а оркестр – в сложнейшем Концерте Бартока.
За персональным абонементом Дениса Мацуева всегда стоит очередь – еще до того как филармония объявит об официальном старте продаж. Счастливым обладателям везет не только услышать обожаемого пианиста, но и «зацепить» гастроли одного из западных оркестров или дирижеров с большим именем, разумеется. Приезжали уже Лорин Маазель, Семен Бычков (не считая Гергиева и Плетнева), в этом году – Зубин Мета и его знаменитый оркестр.
Уже почти четверть века Мета руководит фестивалем Флорентийский музыкальный май и стоит во главе оркестра, который давно никто не считает оперным. Это показали и гастроли 2003 года, да и нынешние, об этом говорит уже сам факт присутствия в программе Концерта для оркестра Бартока – наисложнейшего сочинения, где каждая группа или даже отдельные инструментальные партии тройного (!) состава могут рассматриваться как сольная. Музыкальная ткань насыщена полифоническими наслоениями, ансамблевыми диалогами – справиться с этой партитурой может самый виртуозный коллектив. Из партера, правда, казалось, что оркестр не совсем чувствует акустику Зала им. Чайковского, создавалось впечатление «засурдиненной» игры, местами, безусловно, необходимой, чтобы показать завораживающую зыбь фактуры, но настоящего мощного форте не хватало даже в самые драматические моменты траурной средней части. Блестяще прошла вступительная увертюра к вердиевской «Силе судьбы» – итальянцам тут, конечно, нет равных. Эту пьесу, кстати, сыграли вместо изначально запланированной увертюры к «Свадьбе Фигаро» Моцарта. Святослав Бэлза (в своем вступительном слове намекнут, что Моцарта сыграют на бис – если публика изъявит желание. Публика, конечно, свое желание продемонстрировала бурными аплодисментами, так что сыграли не только Моцарта, но и полный отчаяния и страсти антракт из «Манон» Массне. Кстати, неизвестно, был ли резон переносить Моцарта на конец – духовики не сразу перестроились после авангардной музыки Бартока на прозрачные гармонии венского классика.
Третий концерт Бетховена – хотя и ощущалось, что одной репетиции не хватило, – прозвучал очень достойно, по-бетховенски отточенно и сильно. Публика, естественно, хотела «мяса», и его получила – в виде этюда Скрябина, известного под названием «Революционный», в свойственной Мацуеву гиперэкспрессивной, не исключающей технического блеска манере.
