Лучше нам это (не) видеть

Удалая колхозница Машкова и чуть-чуть скучающие зрительницы. Фото автора

Выставку поздней живописи (с 1922 по 1943 год)  Ильи Машкова, который в начале 1910-х был среди зачинщиков авангардистского «Бубнового валета», собирали по частным коллекциям и музеям. Но как на всех выставках In Artibus, с привлечением работ из собрания основательницы фонда Инны Баженовой. 

Художнику, чей лучший период пришелся на 1910-е, нынешний «выход в свет» предсказуемо оказался не к лицу. Хотя если пытаться найти какую-то цель показа, так эти его метаморфозы, как слово из песни, из общей картины не выкинешь.

Если бы не «Натюрморт с веером» 1922-го из Русского музея, не «Снедь московская. Хлебы» 1924-го из Третьяковки и не «Привет XVII съезду ВКП(б)» из Волгоградского музея имени Машкова, написанный 10 лет спустя и прославившийся «кондитерским» сочетанием бюстов вождей с вишенками и разлапистыми маками, можно подумать, что это и не Машкова выставка. Первый холст еще не окончательно забыл авангардистские рельсы, второй – пример перехода бывшего бубнововалетца, эдакого московского Матисса, склонного к эпатажу (после его автопортрета с Кончаловским для первой выставки «валетов» скандальные вещи авангардисты стали звать «пугачами»), к пышному реализму. Третья картина – образчик соцреалистического китча, написанного, однако, так, что до конца непонятно, считать ли это все-таки сарказмом или, учитывая, что в аляповатом натюрморте главенствуют лозунг, красная звезда, бюсты Ленина, Сталина и Маркса с Энгельсом, мучительной попыткой соединить нужную эпохе идеологию с издавна любимыми Машковым натюрмортами. В каталоге теперешней выставки сообщается: вещь эту при жизни художника не выставляли. И добавляет куратор нынешнего показа и в принципе главный куратор фонда In Artibus Елена Руденко то, что этот натюрморт «до сих пор вызывает раздражение прогрессивно настроенной публики, не делает чести ее восприимчивости и проницательности – может показаться, что сталинские критики лучше вникали в суть дела»... Что ж, восприимчивость, к счастью, у всех разная.

Организаторы выставки вообще сетуют на то, что кроме Волгоградского музея изобразительных искусств, носящего имя бывшего авангардиста в его родных краях (Машков родился в станице Михайловской, сегодня относящейся к Волгоградской области), поздние работы художника больше нигде в постоянной экспозиции сейчас не показывают. И в фонде нас пытаются убедить в том, что собрали у себя тонкую живопись зрелого, а не исчерпавшего себя мастера. Поверить в это так и не получилось, но тем не менее здесь есть любопытный момент.

Только он скорее из области москвоведения. In Artibus среди многочисленных и довольно монотонных поздних натюрмортов да пейзажей показывает эскизы, выполненные для гигантских панно в гостинице «Москва». Наверное, не все знают, что в 1936 году архитектор Алексей Щусев, видимо, желая помочь Машкову (который, к слову, в 1919-м участвовал в декорировании Красной площади к революционной годовщине, а через год, тоже вместе с мастерской, украшал Крутицкие казармы), предложил ему оформить банкетный зал гостиницы, за что тот и взялся вместе с учениками. Сейчас, рассказывает Руденко, панно хранятся в Музее архитектуры в достаточно плохом состоянии, так что, возможно, машковская выставка  привлечет внимание и к этим опусам. Некоторые эскизы обретаются в Музее архитектуры, другие – в коллекции Инны Баженовой. Тематически это, естественно, такая реклама советского уклада вообще и столицы СССР в частности: московское метро (где главное не восхищение воздушной динамикой движущегося эскалатора, как то было у Александра Лабаса, а помпезно-нарядный вестибюль подземки, хоть и с эскалатором тоже), канал Москва–Волга, сочинская здравница, пионерлагерь «Артек», «Завоевание Северного полюса» и панель «Москва – столица СССР». Последняя, разумеется, с видом Кремля, с венчающей пилон на набережной «Девушкой с веслом» и собственно с гостиницей «Москва». Все это тоже в итоге напоминает кондитерское изделие: мельтешение будто картонных фигурок, деталей и выполненное в псевдоимпрессионистической пленэрной манере.

Вообще до середины 1930-х Машков был весьма успешен в карьере. Он, например, помимо прочего и помимо своих художеств, преподавал, и хотя некогда создавал хулиганистый «Бубновый валет», в 1920-х вступил в противоположную по направленности АХРР (позже – АХР). Елена Руденко убежденно говорит, что Машков «вырос из стилистики «Бубнового валета», она ему стала мала. Он усложнился. Вообще у каждого выдающегося художника поздний период намного сложнее, чем ранний»... Исследователи авангарда главными машковскими вещами называют картины 1910–1914 годов, времени «Бубнового валета». «Тягловую силу» показа позднего Машкова составляют в основном пейзажи и натюрморты, много-много висящих бок о бок холстов с зелеными кронами деревьев, с «развесистыми» цветами, с «кряжистой» клубникой, такой же бокастой, как тыквы и арбузы. Живопись, ремесленно добротная (все-таки чутье колориста художнику помогало, хотя тут картины добротны, да и только), но ставшая банальной. Из работ Машкова 1910-х годов брызжет удалая, веселая грубость, у позднего Машкова былая раскрепощенность формальных экзерсисов исчезла, натюрморты с колхозным набором дышат пошлой основательностью – душно и тяжело. В авангардистскую пору он был одним из самых ярких. А в пору советскую – просто одним из.