Андрей Ваганов
Президент «Никитского клуба» Сергей Капица и директор Информационного центра ООН Александр Горелик в рабочем кабинете профессора Капицы на Николиной Горе. 14 февраля 2012 года. Фото Андрея Ваганова
С принятием Федерального закона «Об образовании в Российской Федерации» по инициативе Сергея Петровича Капицы в «Никитском клубе» было запланировано обсуждение образовательной реформы. К сожалению, это не удалось сделать при жизни Сергея Петровича. В этом году ему исполнилось бы 85. Накануне его дня рождения, 14 февраля, очередное заседание «Никитского клуба» – клуба ученых и предпринимателей России – было посвящено одной из тем, которой профессор Капица уделял особое внимание, – образованию. Тема заседания была сформулирована так – «Финишная прямая реформы образования».
Еще в октябре 2001 года на одно из первых заседаний «Никитского клуба» была вынесена тема – «Воспитание, образование, обучение в гражданском обществе». Тогда, десятилетие назад, Капица говорил именно о модернизации образования. Что теперь?
«Название нашего заседания справедливо, что бы ни подразумевалось под словами «реформа образования» – это вышло на финишную прямую», – не без иронии заметил, открывая нынешнее заседание, Александр Привалов, вице-президент «Никитского клуба».
«Это» действительно вышло на финишную прямую. Которая может оказаться финишной кривой. Кажется, это очевидно всем, кроме людей, вот уже десяток с лишком лет осуществляющих «реформу образовательной сферы». Сначала, правда, нас уверяли, что будет проведен лишь «эксперимент» (например, эксперимент с введением новой формы аттестации учащихся школ – единого государственного экзамена, ЕГЭ).
«Технического задания» на реформу образования и не было, – заметил вице-президент ИК «Еврофинанс» Александр Захаров. – Была некая общественная дискуссия. Мы не понимаем, куда мы движемся в образовании. Кто заказчик на эту реформу?»
Но что такое – провести эксперимент в образовании, причем эксперимент, к которому трудно подобрать другое определение, кроме – тотальный? Это значит, что надо дождаться, пока дети, которым подфартило участвовать в этом эксперименте, пройдут полный цикл обучения в средней школе, закончат курс высшего образования и придут работать в народное (или в частное) хозяйство. Начнут выдавать результаты. Проблему очень точно ухватил первокурсник-историк Кирилл Фокин: «Какую систему образования создадут те, кто сдавал ЕГЭ? Вот главный вопрос. ЕГЭ видоизменяет само понятие того, что должна дать школа».
По самым оптимистическим прикидкам, эксперимент в образовании никак не может быть короче двадцати лет. Затем, по-хорошему бы, следует проанализировать результаты эксперимента. Ничего не было бы страшного, если в результате пришлось бы признать эксперимент неудавшимся. Не показавшим своей эффективности. Не достигшим целей, которые ставились вначале. У нас в стране весь цикл «реформирования» такой сложнейшей сферы, как образование, «утрамбовали» в ударную десятилетку. Осталось подождать еще 2–3 года, когда рабочие места начнут повсеместно занимать участники эксперимента, который уже и не эксперимент, но окончательная реальность, данная нам в ощущениях.
Правда, бывший министр образования и науки, а теперь советник президента РФ Андрей Фурсенко с абсолютной уверенностью не устает повторять: наибольшим достижением является то, что общество приняло ЕГЭ. А то, что, по оценкам всех учителей, выпускники школ получают не 5, а 30% двоек по математике, если бы их работы оценивались по принятым в СССР параметрам, Фурсенко, по-видимому, не смущает.
Как не смущают его, например, и другие цифры, приведенные на заседании «Никитского клуба»: если в 2005 году 29% россиян осуждали ЕГЭ, то в 2012-м этот показатель вырос до 50%. «Это называется «приняло ЕГЭ», – мрачно пошутил Александр Привалов. – По-моему, была создана абсолютно герметичная система управления образованием». По мнению Привалова, идеальный пример порчи (коррупция в исконном смысле слова) – учебные олимпиады: «Трех лет ЕГЭ не прошло, как испортились олимпиады, они стали коррумпированными». Не случайно реформаторы категорически отказываются говорить о содержании образования. Опять же неслучайно «из великого могучего русского языка исчезло слово «второгодник».
Впрочем, нашествие «функционально грамотных специалистов» мы уже вполне можем ощутить и сегодня.
«Я – потребитель той продукции, о которой здесь идет речь, – заявил директор Института российской истории РАН Юрий Петров. – Уровень нынешних аспирантов сегодня заметно ниже, чем двадцать лет назад. Люди не умеют мыслить. Не берусь судить, кто в этом виноват – ЕГЭ или что-то еще». Пожалуй, сегодня это уже и не важно…
Вот уже и гидротурбины у нас запросто взлетают, как вертолеты, а к руководству Высшей аттестационной комиссией запросто может прийти почти гений – человек, покрывший путь от школьной скамьи до члена-корреспондента Российской академии наук чуть больше чем за десяток лет.
Чего уж тут удивляться, что в диссертационном совете одного из вузов, работу которого проверял Юрий Петров, за один год было защищено 16 докторских и более 50 кандидатских диссертаций! «Уровень диссертационных исследований у нас в стране резко девальвировался, – констатирует Петров. – Размещением публикаций в ваковских журналах должна была заниматься специальная фирма! Фирма виновата! Исчезла вместе с деньгами». В итоге в отношении 17 человек рассматривается вопрос о лишении их ученой степени, и среди них большинство – доктора наук. Не случайно самый короткий анекдот, который появился в последнее время, – «доктор исторических наук».
Вообще-то это серьезная мировая проблема – как оценить эффективность системы образования в той или иной стране. Марк Агранович, руководитель центра статистики и мониторинга образования Федерального института развития образования, подчеркнул, например, что уровень образования населения положительно связан с уровнем экономического развития той или иной страны. «Очевидно, что наше образование не дает того эффекта в экономике, – заметил Агранович. – Другая зависимость: чем выше уровень образования, тем меньше население дифференцировано по доходам. У нас этого нет».
Классический пример в связи с этим напомнил участникам заседания академик Владимир Мясников: «Образование, его реформа всегда были связаны с теми задачами, которые стоят перед государствами. Когда в СССР запустили спутник, тогда еще сенатор Джон Кеннеди потребовал увеличить в 15 раз расходы на образование, а став президентом, увеличил их еще в 10 раз».
Кстати, доктор экономических наук, профессор МГУ имени М.В.Ломоносова Виталий Тамбовцев привел еще один очень интересный факт: на примере все тех же США показано, что рост конкуренции школ приводит лишь к росту неравенства среди населения.
Ни одна страна в мире не добивалась социально-экономического успеха, если расходы на образование в ней составляли меньше 7% бюджета. В Российской Федерации в прошлом году было 4%, и сейчас этот показатель снижается. Для сравнения: в 1913 году в России на образование тратилось 3% бюджета.
Эти цифры, возможно, помогут лучше понять преобладающий настрой среди участников заседания «Никитского клуба»: «Ни одна программа у нас не заканчивается подведением итогов, а лишь новой программой», «Мы в сердцевине двух кризисов – кризиса образования и кризиса системы управления образованием», «Дети сейчас мешают школе заполнить бумажки», «Отнюдь не финиш, а начало разрушения», «Мы переживаем национальную катастрофу в связи с этой реформой», «Что нас ждет? Население начнет обходить государство. Лечиться мы сейчас уже стараемся мимо государства. В образовании этот процесс тоже уже начался», «В обществе есть запрос на образование, но нет запроса на знания»...
Так что же нас ждет в конце «финишной прямой реформы образования»? Возможно, в наиболее сжатом виде сформулировал свои эсхатологические ощущения неизвестный выпускник школы в своей работе на ЕГЭ: «Закончилось все, как всегда заканчивается в России, – беззаконием власти и недостатком продовольствия».
