Сергей Караганов
Теперь некоторые мысли в связи с его выступлением.
Первое. Совершенно справедливо было замечено, что стирается грань между войной и миром. Это происходит и на военном уровне. Скажем, в области применения беспилотных летательных аппаратов. Это происходит и в информационном пространстве. Однако мы должны понимать, что грань между войной и миром все-таки есть. Потому что если признать, что такой грани нет и что мы находимся в тотальной войне, то тогда нам придется коренным образом изменить и суть своего общества, и вообще суть своего мышления.
Но мы пока еще не Израиль. Но даже там люди живут мирной жизнью, хотя и находятся на грани войны и мира.
Второе. Для того чтобы определить рациональные рамки нашей внешней и оборонной политики, мы должны реально оценивать те внешние угрозы, которые все-таки относятся к угрозам военным. Мысль о том, что все хотят заполучить наши ресурсы, вызывает у меня сомнения. Такие ресурсы существуют, скажем, в Африке или Латинской Америке, откуда их забирают очень просто – покупают за деньги. Совершенно доказанным является то, что контроль за чьей-либо территорией и ее населением в нынешнем мире не является экономически выгодным. Ни одна страна, которая захватывала контроль над ресурсами и населением другой страны, ничего от этого не получала. В этом смысле мы уже немало лет видим совершенно характерный пример Ирака, о ситуации в котором некоторые из нас думали, что это и есть захват ресурсов. Но оказалось, что с этой точки зрения все там достигло стадии развала, и ресурсов на мировой рынок поступает гораздо меньше, чем это было при Саддаме Хусейне. Еще один пример – Ливия. Оттуда ресурсов на мировой рынок поступает тоже меньше, чем это было при Каддафи. Наконец, мы видим Афганистан, который тоже оказался в проигрыше.
Что касается внешних угроз, то мы говорим о них все время. Но при этом забываем подчеркнуть, что все наши так называемые бывшие противники один за другим проигрывают свои войны. Россия пока, слава богу, ни одной войны не проиграла. Исходя из этого, мы должны реально оценивать те угрозы, которые действительно существуют.
Третье. Хотел бы подчеркнуть, что мягкая сила не имеет никакого отношения к угрозам безопасности. Мягкая сила – это привлекательность общества и способность страны или группы стран навязывать некие выгодные ей или им модусы поведения с помощью примера. У нас же почему-то мягкой силой считается информационная война.
Поэтому нам нужно понять, где есть военная угроза, на которую надо реагировать военно-политическими методами, а где есть совершенно другие вызовы и возможности, на которые мы должны реагировать иначе.
Касаясь информационных войн, нам тоже нужно понять, что вся история с мировым терроризмом была изумительной операцией по навязыванию нам всем очень выгодной для определенных кругов на Западе точки зрения. Не было никогда угрозы террористической войны. Это были мелкие, существовавшие на протяжении всей человеческой истории угрозы. Угроза большой террористической войны была бы реальной лишь в случае захвата террористами оружия массового поражения. Чего, к счастью и к чести защитников арсеналов, не произошло.
Но где же тогда угроза для России?
Юрий Николаевич видит ее в развитии и размещении ПРО. Он старше меня, но я тоже уже пожилой человек. Поэтому напомню, что мы с Балуевским познакомились 30 лет назад, когда готовили советский ответ проклятым звездным войнам президента Рейгана. Теперь со всей уверенностью могу сказать, что никогда, ни при каких обстоятельствах никакие защитные средства не могут противостоять средствам наступательным. Но, возможно, что специалисты будут со мной об этом спорить.
При этом я осознаю, что у нас есть огромное количество людей, которые требуют бросить все на защиту отечества. Думаю, что будет лучше вначале более ответственно разобраться с тем, кто нам реально угрожает и что является реальной военной угрозой. Если же мы смешаем внешнюю военную угрозу с общими вызовами национальной безопасности России, то мы обречены. Потому что нам тогда будет суждено бороться уже против всего, против всех и всегда.
Дарья Гармоненко 