ДОСЬЕ Полина Агуреева ≈ актриса. Родилась 9 сентября. В 1993 году поступила на режиссерский факультет РАТИ (ГИТИСа), курс Петра Фоменко. В настоящее время работает в московском театре «Мастерская П. Фоменко». Лауреат Государственной премии России, 2002, лауреат премии за лучшую женскую роль кинофестиваля «Кинотавр» за фильм Сергея Урсуляка «Долгое прощание» по одноименной повести Юрия Трифонова, 2004
ДОСЬЕ Иван Вырыпаев ≈ режиссер, актер и драматург. Родился 3 августа 1974 г. в городе Иркутск. В 1995 г. окончил Иркутское театральное училище, отделение «Актер драматического театра». 1995 г. ≈ актер Магаданского театра. 1996 г. ≈ актер «Театра драмы и комедии» на Камчатке. В 1998 г. основал Театр-студию «Пространство игры» в Иркутске. 2001 г. ≈ участник многих проектов Центра новой пьесы «Театр. Doc». 2005 г. ≈ создатель агентства творческих проектов «Движение Kislorod». 2006 г. ≈ арт-директор театра «Практика». Спектакли по пьесам Ивана Вырыпаева поставлены более чем в 20 театрах мира. 2005 г. - выход книги «13 текстов, написанных осенью». Лауреат премии Президентского совета, молодежной премии «Триумф-2004», премии им. Володина, Международного фестиваля современной драматургии в Гейдельберге (Германия). Спектакль «Кислород»: Гран-при международного фестиваля «Контакт» г. Торунь (Польша), лауреат премии фестиваля «Новая драма» (Москва), лауреат премии «Золотая маска» (Москва). В составе спектакля «Бытие 2»: Гран-при фестиваля «Новая драма», 2005 г. За фильм «Эйфория»: специальный диплом жюри фестиваля «Кинотавр» «За яркое, экспрессивное изобразительное решение», 2006 г., приз независимого молодежного жюри 63-го МКФ в Венеции «Малый золотой лев»
Григорий Заславский Скажите, пожалуйста, а вы вне репетиций ≈ утром, вечером ≈ говорите между собой об «Июле»?
Полина Агуреева. Иван Вырыпаев Да, конечно.
Г.З. Но тогда получается, что другие актеры в невыгодном положении, они недополучают, недорепетируют.
И.В. Наоборот, в выгодном. У них есть отдых.
П.А. Когда репетируешь, все равно существуешь в этом пространстве, независимо от того, уходишь домой или нет.
И.В. Петр Наумович (Фоменко, художественный руководитель «Мастерской Петра Фоменко», где работает Полина Агуреева. ≈ Ред.) очень болеет за эту пьесу, он нас спрашивал, когда мы закончим, отпустил Полину и подстроил под нас график.
П.А. Ему понравился текст. Он говорил хорошие слова и дал советы.
Г.З. И эти советы учтены в пьесе?
П.А. Мною учтены.
Г.З. Я понимаю, что для Полины Петр Наумович ≈ авторитет, а для вас?
И.В. Я с большим трепетом отношусь к Фоменко. Мне как зрителю не очень близка идеология его театра, но я вижу высочайшее мастерство.
П.А. Я доверяю Петру Наумовичу как мастеру и художнику, но если он скажет «плохо», а я буду уверена, что хорошо, мое мнение не изменится. Я всегда к нему относилась с трепетом, я выросла в его театре, но у меня есть и всегда был внутренний камертон. Думаю даже, что такого человека, которому веришь слепо, и не должно быть ни в жизни, ни в искусстве. Если ты считаешь себя самостоятельной творческой единицей, должен прежде всего ориентироваться на себя.
И.В. Я очень внимательно слушаю всех людей, зову на репетиции друзей, высказывание мастера выслушаю особенно внимательно, постараюсь понять его логику, но все равно я сам несу ответственность за то, что делаю. Перед всеми моими постановками приезжает Кокорин, мой учитель, делает замечания, я очень внимательно слушаю, допускаю его к актерам, но если то, что он говорит, мне не подходит, я ничего менять не стану.
Г.З. В фильме «Эйфория» потрясающе снята природа. Среди такой природы хочется какое-то время пожить. Вам это удалось? И еще: эта жизнь действительно так дика и прекрасна, как это снято?
И.В. Природа ≈ один из главных героев картины. Там достаточно жесткий сюжет, и он намеренно встроен, вмонтирован в такую природу. Природа там действительно потрясающая.
Г.З. Это ваша родная природа?
И.В. Скорее Полинина. У нас в фильме совсем нет компьютерной графики. Облако не нарисовано, оно такое и есть. Полина мне показала эту природу за год до съемки. Я увидел, что эта тема именно там и может развиваться, в таком «нереальном» пространстве. То есть совершенно реальном. Это как глянец, но глянец, не мною придуманный в погоне за красивой картинкой, а на самом деле такой. Но жизнь людей там совершенно вразрез с этой природой. На этом контрапункте мы и пытались построить фильм.
П.А. Мне сказала одна актриса: «Господи, как можно было красиво жить!»
И.В. Как можно было бы жить, но никто так не живет. Об этом мы и пытались сделать.
Г.З. В Германии тоже красивая природа, красивые дома, а родился фашизм.
П.А. А наша страна в этом отношении всегда казалась мне похожей на Германию, потому что тоже есть это противоречие: как у них между бюргерством и рождением романтизма, так и у нас между духовностью и расхристанностью.
И.В. Если бы сейчас снимать фильм про фашизм, можно было бы сделать эту красоту архитектуры, природы, формы, и тут же изнутри этот ужас.
П.А. В этой природе, я бы не сказала, что она «глянцевая», в ней заложены страсти, это дионисийская природа. В каком-то смысле люди живут адекватно этой природе, потому что он страшна ≈ стихия. Стихия не может быть плохая или хорошая.
И.В. Мне даже нравится реакция, когда кто-то кричит: что же это за глянцевая красота! Эти облака воспринимаются как оскорбление, потому что такой красоте не веришь.
Г.З. А в природе глянца больше, чем в жизни?
И.В. То понятие глянца, которое сегодня существует, оно мне ненавистно. Это орудие в руках той машины, которая все перемалывает. Один глянцевый журнал, не буду называть, который занимается анонсированием спектаклей и фильмов, пытается в рамках анонса дать критическую оценку. До этого страница про белье, после ≈ про клуб «Красная шапочка», а между ними они говорят режиссеру «ты дурак, фильм плохой», зрителям ≈ «смотрите тогда-то там-то». Критику хочется высказаться о фильме, проанализировать, а где? Глянец поглотил собой все.
Г.З. Но ведь человек чувствует, когда гламур, глянец начинает его приглаживать. Как это происходит? Где первый шаг?
И.В. У нас с Полиной огромный опыт. Купите любой глянцевый журнал в киоске и увидите страшные наши фотографии. Слава богу, мы из этого вышли. Как это происходит? Например, так. Фильм надо рекламировать? Надо. Молодые продюсеры, наши друзья, честно сняли фильм, ничего не украли. За это ручаюсь. Мы всем заплатили зарплату. Сняли за копейки. Но теперь рекламировать надо? Надо. Денег на рекламу нет? Нет. Венецианский фестиваль есть? Есть. Пресса интересуется? Интересуется. Вот и снимайтесь ребята, помогайте. Мы с Полиной и идем. Оба. Надо помочь друзьям. Но мы сами не замечаем, как становимся какими-то идиотами на этих картинках. Мы плачем, что вляпались. Были благородные намерения, поможет ли фильму, не знаю. Знаю одно, что никогда больше этого делать не буду.
Г.З. Но актеру это не может не нравиться и не быть нужным.
П.А. Не понимаю, что тут может нравиться, если не имеет отношения ни к профессии, ни ко мне как к человеку. Мне просто неловко сниматься в брил-лиантах, потому что я терпеть не могу бриллианты.
Г.З. Почему? Бриллианты ≈ так красивы.
П.А. Не чувствую красоты камня.
Г.З. Года два назад при открытии сезона у Фоменко спросили: «Будете ли вы ставить современную драматургию?» Он ответил: «Да, конечно, у меня «Бесприданница» в планах и «Три сестры».
П.А. Да, это смешно.
Г.З. И все ненавистники новой драмы потом передавали: вот как сказал замечательный Петр Фоменко. А оказывается, он читает «Июль» и ему нравится.
П.А. И я его понимаю. Мне современная драма тоже не нравится. Я очень редко вижу пьесу, которая давала бы что-то кроме современного антуража ≈ мобильных телефонов, компьютера, интернета. Мало читала пьес, которые бы меня затронули. Вот единственное: «Трусы». Лена Невежина делала читку. Критерий у меня один ≈ есть там глубина или нет. Ванины пьесы мне нравятся по этой же причине.
Г.З. А если бы не любовь к Ване его пьесы вам нравились бы?
П.А. Да, вы знаете, могу ответственно сказать. Я боялась идти на Ванину пьесу. Думала, блин, современная драматургия, не люблю. Неглубокая. Я очень боялась и была очень удивлена, что мне понравилось. Я увидела настоящее, человеческое. Я умею разделять личное и профессиональное.
Г.З. А «Эйфория»?
П.А. У меня неоднозначные зрительские ощущения. Но я принимаю этот фильм по той же причине: в этом фильме есть очень отважная попытка настоящего понимания трагедийности существования. Поскольку это практически невозможно в двадцать первом веке┘
Г.З. Трагедии в XXI веке не может быть?
П.А. Ее не может быть в культурологическом контексте. Мы циники. Но в чем-то неназванном она осталась. И то, что Ваня имеет смелость это озвучить, это шаг безумца. Но меня очень привлекает.
Г.З. В том, что вы делаете на сцене у Фоменко, есть какая-то невероятная чистота чувств. Значит, это возможно?
П.А. У Петра Наумовича тоже это есть, поэтому я его тоже люблю. Это боль, трагичность ощущения.
Г.З. По сюжету «Эйфория» ≈ это античная трагедия.
П.А. Так и задумывалось. Поэтому я и говорю, что шаг безумца. Очень уважаю его за это. Пусть говорят, что я чего-то недоиграла, что-то периграла. Это уже мои личные вещи.
Г.З. Без чего современная драматургия не может обойтись, это без мата.
П.А. Если мат просто признак современной драматургии, вроде мобильного телефона, я против. Это не признак современности. Если это мат, который на улице слышат и переносят в драматургию, потому что «как в жизни», в это я вообще не верю. Искусство ≈ это не «как в жизни», это искусство. А если мат эстетически осмыслен, то мне он нравится. Он даже может быть нежным. В «Июле» Ваня убрал матерные слова. Но когда я начала репетировать, я вернула их в некоторых моментах, потому что поняла, что они там нужны, несут смысл.
Г.З. А в жизни?
П.А. Нет, в жизни не матерюсь. Дома никогда. Петя не знает матерных слов. Я пришла к выводу, что театром стоит заниматься только тогда, когда ты ходишь на грани, когда задаешь серьезные вопросы и рискуешь в этих вопросах. Мат к этому не имеет отношения.
Г.З. Тогда желательно, чтобы после спектакля были синяки, чтобы ранка какая-то кровоточила┘
П.А. Но я же говорю о мысли, о теме. Такие темы, как любовь, жизнь, смерть, их немного, их нельзя обсуждать без внутренней крови. Любовь ≈ слишком серьезная и трагическая вещь. Любовь ≈ единственное чувство, которое парадоксально сочетает в себе животное и божественное.
Г.З. Когда вы играете, вы берете опыт из своей жизни или из того, что режиссер советует, из прочитанного┘ Изнутри или извне?
П.А. Мне уже давно неинтересно играть персонажей. Я поняла, что это уже умею. Конечно, нужно потрудиться, но если постараться, сыграешь персонажа. Мне интересно, что ЗА персонажем. Не сюжет, а тема, мысль. Петр Наумович как-то очень хорошо сказал, что нужно сыграть развитие роли, сюжет, но если ты не играешь еще что-то, то все это не имеет никакого смысла. Мне очень трудно репетировать «Июль». Этот театр, хотя хочет того же, что классический, но по способу осуществления необыкновенно отличается. Здесь существует персонаж, конечно, без этого нет театра, но он должен быть совершенно неуловимым, «смытым». Персонаж, которого Ваня играет в «Кислороде», он же абсолютно не Ваня. Но он его использует для того, чтобы сказать то, что хочет Ваня сказать. Это очень трудно, прорваться через эти многоступенчатые персонажи. Но это не тухлый театр, где выходят в картонных шлемах, и сразу не веришь, что это Ромео.
Г.З. Мне кажется, что театр более велик, если актер с картонным мечом и в картонном шлеме, а зал рыдает. Вот ваша героиня┘
П.А. Этот персонаж ≈ не я. Тема, которую я играю, ≈ вечная женщина, вечно любящая┘
Г. З. Вы, молодая и красивая.
П.А. Уже не очень молодая.
Г.З. Конечно, с каждым годом человек, к сожалению┘
П.А. Почему же «к сожалению»? Я не хочу быть двадцатипятилетней.
Г.З. Почему?
П.А. Тогда чего-то не понимала, была глупее.
Г.З. А сейчас умнее?
П.А. Во всяком случае, я не хочу совершать те ошибки, которые тогда совершала. Сейчас я совершаю другие. Не хочется возвращаться назад и страдать теми страданиями. Сейчас я понимаю, что многого можно было бы избежать.
Г.З. А ваша героиня ≈ она взрослеет вместе в вами? Не приходилось ли вам после спектакля думать: сегодня она была чуть моложе или чуть старше?
П.А. Да, так бывает. Но, знаете, тринадцатилетнюю Наташу Ростову мне чем дальше, тем легче играть. Но тринадцать лет ≈ это уже далеко. А юность ≈ такой возраст, от которого надо сильно постараться, чтобы отстраниться. Что касается возраста спектакля, то мне кажется, что спектакль должен уйти «на пике». Может, я странную вещь говорю, но я бы «закрывала» некоторые спектакли.
Г.З. А вы для себя определили, что такое эйфория? Не в смысле названия фильма...
П.А. Разумеется! Во всех словарях проверила. Это патологическое состояние души, продиктованное особым возбуждением, от любви, например, и сопровождающееся неадекватными поступками.
Г.З. Не странно ли, что у Ивана название всегда обозначено одним словом-символом?
П.А. Не обращала внимания.
Г.З. Притом его не назовешь немногословным?
П.А. Не задавала себе такого вопроса. Наверное, Ваня хочет найти образ, а образ чаще всего выражается одним словом.
Г.З. А вы на какую-то часть уже Ваня или вы очень обособлены?
П.А. Нет. Мы дружим и влияем друг на друга, но по психотипу совершенно разные, хотя стремимся к одному и тому же.
Г.З. К чему?
П.А. К гармонии, наверное.
Г.З. Но искусство рождается из дисгармонии.
П.А. Из дисгармонии с внешним миром, а я имею в виду гармонию внутреннюю.
Г.З. А где вы ее находите?
П.А. Только внутри самого себя. Гармония ≈ это быть адекватным самому себе. Не предавать себя и служить другому.
Г.З. А что такое новое в искусстве?
П.А. Это очень старые, вечные вещи, которые рассказаны живым языком, не умозрительным, а чувственным.
Г.З. Сегодня возможно сыграть античную трагедию?
П.А. Да, мы хотели с Валюсом Тертелюсом делать «Медею». Это очень трудно.
Г.З. А цели в искусстве можно достигать любыми средствами? Ну, конечно, собачек не убивать, но любыми?
П.А. Да, если цели осмысленны, если являются эстетическим феноменом. Один из самых потрясающих кадров, которые я в своей жизни видела, ≈ это в фильме Эйзенштейна, когда на мосту мертвая лошадь белая... Кадр трагический, и осмысленный, и красивый. Я часто его вспоминаю.
Г.З. Смешной кадр не может быть потрясающим?
П.А. Наверное, может, но это должна быть шекспировская комедия, а не пустяк.
Г.З. Гамлета никогда не хотелось сыграть?
П.А. Нет, никогда. Кого мне хотелось сыграть из мужчин, это Жюльена Сореля из «Красного и черного». В детстве хотелось. Мужчинам везет, у них роли интереснее.
***
Г.З. Пьеса «Кислород» очень конкретная, но и очень универсальная. Человек, который ее прослушает в Англии, не будет думать о каком-то бомже, который живет в России. Для него это будет абсолютно понятная история, потому что она универсальна, очищена от всего, что было бы чисто русским. Насколько тебя интересует то, что происходит сейчас ≈ я не говорю именно о Грузии. Это могло бы войти в пьесу.
И.В. Если уже мы заговорили о пьесе «Кислород», то ее достоинство является и ее недостатком. Я хотел попробовать соединить несоединимые вещи ≈ духовные размышления в социальном пространстве. Как может помыслить сегодня герой? Его со мной скрестили, но я, конечно, не имею к нему отношения. В клуб не хожу, траву не курю и никогда этого не делал. Документальный театр, что это такое? Это же не просто документ, там должны быть духовные вопросы, ради чего вообще занимаются люди театром. Я брал новостийные события, но я не думал о «манифесте молодежи» и ни о чем таком. Сейчас я смотрю на «Кислород» как на некий этап. Это не лучшая моя пьеса. Но «Кислород» продолжают и продолжают ставить, в Германии, например, хотя тех событий давно нет. Пьеса ушла от актуальности и стала существовать как пьеса. Если бы сейчас играть «Кислород», я бы не вставил туда про Грузию. По одной причине: эти события меня невероятно волнуют. Но я думаю, что там есть момент про Грузию. Не впрямую. Молодой человек живет в империи, уже разрушенной, но мираж империи над ним висит. Я не сравниваю, конечно, но в пьесах Шекспира тоже была конкретика елизаветинской эпохи.
Г.З. Но взгляд персонажа Саши на Грузию должен быть иным, чем твой?
И.В. Там не Сашин взгляд. Там имеется в виду исполнитель этого текста, разыгрывающий разные ситуации, в который может попасть молодой человек. Со мной они связаны тем, что это авторский текст. Но мне теперь не интересно авторское искусство.
Г.З. А «Эйфория» ≈ это не авторское искусство?
И.В. Совершенно жанровое кино. Попытка пробиться в настоящее жанровое кино. Что происходит сегодня? Молодежь, которая вообще не знала о театре «Практика», раскупила все билеты на спектакли, молодежь пишет в интернете. Ключевую фразу, которая меня порадовала, сказала женщина на разборе фильма: «Сначала я думала, что он их убьет, а потом оказалось, что он их убил». А в крутом авангарде, в хорошем тоне постмодернизма принято, чтобы он не убивал, если зритель с первого кадра этого ждет. А в высоком жанре так, наверное, и должно быть: если понятно, что убьет, то убьет. Я не хвалю фильм, у меня с ним свои проблемы, но я на его основе пытаюсь сейчас размышлять об искусстве, куда оно движется.
Г.З. Куда?
И.В. Боюсь быть смешным, пусть буду смешным, но другого пути, чем к нео-нео-классицизму, нео-нео-возрождению, просто нет. Должно, обязано быть возрождение. Или, по теории Дарвина, нас всех ожидает катастрофа. Либо старая традиция выльется снова в гармоничное искусство┘ Но для этого нужно общество, а оно не готово, хотя может сформироваться. Либо мы совсем закончимся, потому что смотреть больше не на что, сюжетов больше нет, приемы почти все исчерпаны, поп-арт закрывает живопись до конца, авангардная музыка ≈ это несколько нот. В театре что еще можно придумать? Зрелище, развлечение еще можно какое-то придумать. Но что может предложить прогрессивный театр? Мне кажется, это очень наивно так говорить, но я заставляю себя так говорить и идти вне контекста. Я лучше буду идти вне контекста и разобью себе башку, чем контекст разобьет мне ее.
Г.З. Зачем ты пришел в театр арт-директором? Тем более что арт-директор здесь уже есть? Если перевести «арт-директор» на русский язык, получится «художественный руководитель».
И.В. Мы не знали, как найти мне должность. Замдиректор? Я не хочу быть чиновником. Шеф-драматург? У нас за слово «шеф» засмеют. А пришел потому что посмотрел на новую драму и подумал, что никогда не появится новый Чехов, если мы не будем работать над пространством текста, нового слова. Легче всего сказать: у вас там плохие спектакли, все это полная ерунда ≈ и продолжать свою линию, никому не нужную, ведущую в тупик. Если автор где-то дома, в Минске, еще где, один, пишет в стол, он же во МХАТ свою пьесу не понесет. Он просто перестанет писать. Да, талант всегда дорогу пробьет. Но он же пробивается в хронотопе, в культурном контексте. Если бы не было Угарова и Греминой, я бы не давал этого интервью. Они мне не помогали писать пьесу. Но они меня привезли со спектаклем «Сны», потому что был фестиваль документального театра. А не было бы фестиваля, ничего бы я не пробил, никакую дорогу. Сидел бы в Иркутске, мне элементарно нужны были сто долларов, а их не было. Я полгода еще бы посидел, и если бы не Лондон, закончил бы с этим делом. Мне нужно было на телевидении работать.
Г.З. А в Иркутске есть какая-то культурная ситуация?
И.В. Нет.
Г.З. Валентин Распутин? Театр Вампилова?
И.В. В Иркутске положение еще хуже, чем где бы то ни было. Там есть драматической театр, богатый, с хорошим светом, с хорошими зарплатами, как дай бог московским, но он не только не занимается исследованиями, но само слово «исследование» там закрыто. А получают там в два раза больше, чем Агуреева у Фоменко. А все мертвое. Не то что я такой максималист, что кричу: вы мертвые, а я живой. Ни в коем случае. Мертвые в том смысле, что не хотят задумываться. Целые поколения иркутских зрителей не знают в принципе, что такое театр. Они видят только местный театр и антрепризы, которые к ним привозят. Все их понимание московского театра ≈ это три фамилии, одна скамейка и музыка. Это их понимание театра. Один раз был Гришковец, но когда он приезжает, идет такой вал, что, кроме чиновников, туда никто не попадает. Видит маленькая прослойка, которая и так ездит в Москву. Простой зритель просто не доходит. Зал не вмещает. Билеты очень дорогие. Они даже не знают, что театр существует для формирования прогрессивной мысли. Им говорят, что есть новая драма ≈ такие хамы, которые ругаются матом, подвальные маргиналы. «Хотите такую, жители Иркутска?» ≈ «Да нет, ≈ отвечают, ≈ зачем нам маргиналов, нам тут своей жизни хватает». И на этом все. Ситуация печальная. Хотя иркутский театр, имея средства, мог бы себе позволить, как это делает, например, саратовский театр, который сейчас нас зовет.
Г.З. А ты в Иркутске-то выступал?
И.В. Никогда. Когда я сам мог частным образом приехать, выставлялась аренда огромная, а играть там можно только в одном месте. Сейчас вопрос был решен, вроде бы согласились, но случилась такая вещь, как фильм. Вот я в костюме, лечу сегодня лечу в Иркутск представлять фильм. Все меня встречают┘ Но теперь я не могу туда привезти спектакль после фильма, потому что получится, что я играю на их стороне, поддерживаю спектаклем всю эту рутину. Это нужно было желать раньше.
Г.З. А почему костюм нужно обязательно на премьеру?
И.В. Пусть жители Иркутска на меня не обижаются, но мой опыт поездок по провинции показывает, что это в Москве можно прийти на премьеру в кроссовках, а в провинции люди старомодных взглядов.
Г.З. А в Венеции тоже обязательно было ходить в костюме?
И.В. Только по лестнице ≈ ну по этой, с красной дорожкой.
Г.З. А костюм какой-то специальный? Нобелевский комитет присылает ведь вместе с приглашением и адреса ателье в Стокгольме, где нужно заказывать фрак.
И.В. Дресс-код: по лестнице нужно идти в классическом костюме. Я был в строгом костюме. А так там все ходят в сланцах и полотенцах.
Г.З. А есть какая-то тема, бытовая или нет, которая тебя волнует помимо театра?
И.В. Знаю, что есть много интересных вещей. Но в последние годы ни на что нет времени. Абсолютно ни на что. Детский уголок собирали целый год.
Г.З. Ты хоть завтракаешь дома?
И.В. Очень редко. Папа приехал, защелки починил. Есть женщина, которая убирает квартиру.
Г.З. А она на твоем столе бумаги не разбирает?
И.В. Да нет, не разбирает, я сейчас дома не работаю, у меня нет рабочего стола дома. Я курильщик страшный, не могу не курить за работой. С рождением Пети я не могу работать дома, потому что квартира у нас двухкомнатная. Курить нельзя. Перенес все сюда в театр, потом у родителей Полины есть дом загородный, библиотека. А так где я работаю? В самолете, в кафе, в гостинице, на гастролях┘
Г.З. А тебе люди нужны для того, чтобы писать пьесы? Или достаточно того, что ты знаешь о жизни?
И.В. Конкретные люди не нужны, но ведь все, что есть, из внешнего мира поступает. Я живу, смотрю. Не бывает так, что увидел интересную ситуацию, достал ручку и записал. Я ее запомнил. Если потом она всплывает сама, значит, была нужна. Если забылась, значит, забылась. Бывало, приснится что-то. Думаешь: записать? Но потом понял, что это лукавство. Я бы не доверял так сильно подсознанию в творчестве. Оно приведет потом к такому субъективному патологическому самокопательству. Пьеса будет попахивать какой-то твоей проблемкой внутренней. Для первого раза, «для «Кислорода» ≈ может быть. Дальше ≈ нет. Интересней создать произведение и самому смотреть на него со стороны. Интересно, когда герой откуда-то появился, а ты не знаешь, откуда, и смотришь на него. Там, естественно, и боль моя и все такое. Никогда, не дай бог, не пишу выпивши.
Г.З. Как за руль, да?
И.В. Я не курю траву, но было несколько случаев, когда попробовал. Когда наутро читаешь, что написал, это такой кошмар!
Г.З. А было так, что чужой спектакль ≈ «Кислород», например, ≈ оказывался не то что не хуже, а в чем-то даже лучше.
И.В. Из всех «Кислородов», а их около двадцати, один мне невероятно понравился, болгарский... В Польше много играют «Кислород»...
Г.З. Они хоть деньги платят?
И.В. Платят, но пьесы мои стоят недорого. Ну кто будет ставить эту пьесу? Понятно, что не академический театр. Даже если спектакль успешный, все равно это маленький зал. Я для себя решил: на театр жить невозможно.
Г.З. А на что жить можно?
И.В. На то, что я пишу киносценарии. Допустим, в год я пишу два киносценария. Гонорары за них достаточно приличные. Не халтурные сценарии, но вот, скажем, для Светланы Проскуриной написал, для Эры Зиганшиной. Арт-хаусного характера. Боевики не предлагают, да я, наверное, и не умею.
Г.З. А интересно боевик сделать?
И.В. Очень интересно, но не то что боевик, а что-то вроде «Кинг-Конга», или «Женщины-кошки», или «Возвращения супермена». Это честное кино, оно просто жанровое. Я взялся бы с удовольствием. А эти русские боевики якобы «под жизнь»┘ У меня друг Петя Буслов, я ему помогал, «Бумер» доделывал...
Г.З. «Бумер-два»?
И.В. Да, но я пришел, когда было снято уже больше половины и все валилось. На мой взгляд, у меня не очень получилось, но я подружился с Петей. Написав два сценария в год, можно прожить, не шикуя. Это все, чем я зарабатываю. А театр┘ От случая к случаю. На гастроли поедешь, гонорар получишь, но на это невозможно держать домработницу, няню, без которых мы физически не можем обойтись.
Г.З. А почему вы живете за городом?
И.В. Не мы. Родители Полины. Они наши настоящие друзья. А мы живем на Шереметьевской. Полинка-то тоже в театре мало зарабатывает. Но у меня нет материальных претензий к миру, мне достаточно.
Г.З. А есть что-то, чего хочется?
И.В. Да. Заниматься литературой. Сидел бы на даче и писал. К сожалению, это несбыточная мечта. Надо работать. Я вот встречал в Венеции русского молодого человека. «Вы что здесь делали?» ≈ «Я писал роман» ≈ «Долго?» ≈ «Пять лет». Я поражался. На что он жил? Потом понял. Сдает квартиру в Москве на четыре тысячи долларов месяц, снимает трехкомнатную в центре Венеции за семьсот евро, а на три тысячи пишет роман. Я очень завидую, в хорошем смысле, Владимиру Сорокину, Виктору Пелевину, что они живут на свои гонорары.
ПОЛИНА АГУРЕЕВА
РОЛИ В ТЕАТРЕ
«МАСТЕРСКАЯ ПЕТРА ФОМЕНКО»
Безумная из Шайо [Сибилла]
Белые ночи [Настенька]
Война и мир. Начало романа [Элен Курагина, Жюли Курагина, Наташа Ростова]
Египетские ночи [Графиня К]
Одна абсолютно счастливая деревня [Полина]
РОЛИ В ТЕАТРЕ «ПРАКТИКА»
Июль (моноспектакль)
РОЛИ В КИНО
Эйфория [Вера], 2006
Долгое прощание [Ляля Телепнева], 2004
ИВАН ВЫРЫПАЕВ
РЕЖИССЕРСКИЕ РАБОТЫ В ТЕАТРЕ
О. Мухина «Ю» [Иркутск ≈ театр-студия «Пространство игры»]
И. Вырыпаев «Сны» [Иркутск ≈ театр-студия «Пространство игры», Москва ≈ «Театр.doc»]
У. Шекспир «Макбет» [Иркутск ≈ театр-студия «Пространство игры»]
И. Вырыпаев «Город, где я» [Иркутск ≈ театр-студия «Пространство игры»]
АВТОР КИНОСЦЕНАРИЕВ
фильм «Эйфория», режиссер-постановщик И. Вырыпаев
фильм «Другой район», режиссер А. Шейн
телесериал «Бункер» [канал ТНТ], «Бухарест-68», «Бумер-2»
фильм «Антонина оглянулась»
фильм «Валентинов день»
АВТОР ПЬЕС
«Июль», 2006
«Бытие-2», 2004
«Кислород», 2002
«Валентинов день», 2001
«Город, где я», 2000
«Сны», 1999
МИХАИЛ УГАРОВ, драматург, режиссер, руководитель «Театра.doc»
Мы познакомились с Вырыпаевым в 2000 году, на фестивале «Сибальтера» в Новосибирске. Вернее, его мы так и не увидели, но услышали про его спектакль «Сны», а главное ≈ увидели актеров иркутской студии «Пространство игры» и поняли, что они особенные. Это были не актеры, а люди с осмысленными глазами, и что-то интересное говорили. А у нас тогда только открывался первый фестиваль по документальному театру! И мы сказали их директору, Ире Родионовой, что если вы найдете деньги на дорогу в Москву, то мы вам дадим возможность сыграть на фестивале ваши «Сны». Тогда это было, кажется, пять тысяч рублей, огромные деньги! Смешно, но в результате оплачивал им проезд Иркутский мясокомбинат. Они приехали и сказали: «Мы поклялись, что из Москвы уйдет письмо с благодарностью». И мы писали письмо с благодарностью мясокомбинату. «Сны» произвели фурор, вышла пресса, большая статья во французской «Либерасьон». В результате их выгнали из подвала в Иркутске, отобрали помещение, они оказались бездомные, и терять им было нечего... Через год мы вместе в Москве открывали ТЕАТР.DOC, Ваня и его артисты своими руками делали ремонт, сцену нашего театра смастерил сам Ваня с Максимом Курочкиным на пару из щитов, найденных на помойке┘ Три года Ваня был в Доке, сделал здесь «Кислород», «Бытие номер два» ≈ пока не ушел в театр «Практика»... Сегодня, как мне кажется, Ваня находится в зоне риска. Мне знакомы такие истории, когда человек внезапно становился известным. Для Вани, конечно, эта известность внутренне, логически оправданна. Но у всех остальных ощущение, что им на голову свалился Вырыпаев. Вдруг ≈ бабах! ≈ «Кислород», который объявляется манифестом поколения, спектаклем десятилетия, вдруг «Эйфория», которая берет приз на Венецианском кинофестивале. Ваня превратился в VIP-персону. На моей памяти были люди, которые ломались на этом. Но если есть стержень, то никакая слава не страшна.
ВИКТОР РЫЖАКОВ, режиссер
Иван ≈ уникальный литератор. Не такой, как все. Помимо профессиональной требовательности к себе и к окружающим у него какое-то наивное восприятие мира. Можно сказать, что он бесхитростный или, точнее, непосредственный... И ужасно противоречивый! Как все это в нем сочетается, не всегда понятно. При этом он совершенно не защищен и многое воспринимает очень обостренно. И еще у него есть невероятная способность к самообучаемости. Мы уже много сделали вместе. Мне бы хотелось, чтобы мы наконец-то поставили Шекспира. Это наша давняя мечта. Он бы сыграл одну из уникальных ролей мирового репертуара. Когда-нибудь мы осуществим эту мечту. Потому что, кроме всех прочих достоинств, Иван ≈ блистательный актер.
АНДРЕЙ ВОРОБЬЕВ, директор театра «Мастерская Фоменко»
Я помню Полину Агурееву еще с первой консультации, когда она поступала на курс Петра Наумовича в ГИТИС. Она читала стихи Цветаевой и гениально исполнила романс «Жираф» на слова Гумилева на собственную музыку ≈ и сразу была переведена на третий тур. Очень легко поступила, потому что сразу показалась совершенно уникальным человеком с точки зрения и человеческих качеств, и творческой перспективы. Она замечательно поет. У нее дивный, никому больше не свойственный тембр голоса. Она человек очень тонкий и хороший друг. Для нее служение театру ≈ одна из главных задач. Несмотря на то что в последние годы ее жизнь сильно изменилась, Полина продолжает работать в театре. Я точно могу сказать, что творческая жизнь Полины в нашем театре сложилась, и весьма успешно. Я думаю, что у нее еще более грандиозное будущее. Свои творческие ресурсы она далеко не израсходовала. И думаю, мы еще многого о ней не знаем. Ей еще многое предстоит сделать.
ЭДУАРД БОЯКОВ, театральный продюсер, руководитель театра «Практика»
К Ивану и Полине я отношусь по-разному. Полина для меня какое-то актерское чудо. Она была моей любимой актрисой в Театре Фоменко еще до того, как мы делали «Золотую маску». Со времен «Счастливой деревни». С тех пор я влюбился в эту актрису. Она удивительна совершенно. Что касается фильма «Эйфория», то она еще раз доказала, что большая актриса. И я охотно верю в легенды о том, что она самая любимая актриса не только моя, но и Тома Стоппарда. С Вырыпаевым сложнее. Ваня ≈ друг. Близкий человек. Мы вместе строим театр. Для меня это удивительная фигура. Ренессансная личность. Одинаково интересная и как режиссер, и как автор, и как исполнитель. Честно не могу сказать, в каком качестве он мне больше всего нравится.
Иван Родин 
