Неоткрытый художник

Через год после смерти художника, в начале июня, в Москве открылись две выставки его работ: в новом помещении Третьяковской галереи на Крымском валу и в редакции журнала "Наше наследие" в Неопалимовском переулке. На обоих вернисажах выступали друзья, коллеги, критики. Говорили о художнике - о том, какой был сложный, и острый, и резкий, и ранимый; и как невыносимо рано - в пятьдесят три года - ушел; и как немыслимо много за эти годы успел; и как достойно жил в самые гадкие и жалкие времена, и как осознанно, равноправным современником, воспринял времена новые.

О работах, висевших на стенах, не говорили. Было страшно. Стало очень видно, что вещи музейные, что смотрели на них невнимательно, что говорить о них навскидку нельзя, и нельзя хвалить по доброте душевной. Нужно все смотреть заново. Нужно оценивать масштаб, разбираться в сложностях.

Сложностей будет много. Костин был экспериментатором, ему всегда нужно было что-то еще освоить, чему-то научиться: живописи, скульптуре, компьютерной графике; того, что он умел в совершенстве, ему было мало. В совершенстве он умел делать книги.

Он был очень книжным человеком, умел войти внутрь текста и оттуда, изнутри, строить их с текстом общее пространство, каждый раз разное. Черные, навороченные, до умопомрачения страшные комнатки Гофмана. Светлые, с низкими, детскими горизонтами, простые, как мычание, анфилады Толстого. Метафорические, неизобразимые, насквозь вербальные пространства Пушкина. И все они ложились на лист, и черное в нем послушно тонуло, а белое звенело, и даже самая дрянная бумага самых дешевых изданий ничего не могла с этим поделать.

Может быть, будут еще и переиздания, и даже на хорошей бумаге. Будут еще и выставки. Но смотреть нужно уже сейчас. Предстоит большая, серьезная работа: открывать художника Андрея Костина.