Антон Ивин - Нильда, вы много путешествуете, где же ваш дом?
- В Париже. В Испании, откуда я уехал с родителями, когда мне было шесть лет, я бываю очень редко. Правда, в Латинской Америке я чувствую себя в своей тарелке, если не больше.
- Вы пришли на сцену поздно - в 33 года, когда в 1987 году спели песню "Мадрид, Мадрид".
- Уже в самом раннем детстве я слышал, как пели мои родители. Я родился в Барселоне в андалузской семье. Моя прабабушка, как Кармен, работала на табачной фабрике в Севилье, а дед был... севильским цирюльником! Мы эмигрировали во французский Лион по экономическим причинам. Помню, как в восемь лет я словно остолбенел, когда услышал незнакомый голос, доносившийся из радиоприемника. Это был голос Эдит Пиаф, которая исполняла песню "Милорд". Я ощутил тогда нечто, похожее на щемящую тоску, хотя не понимал слов песни. Может быть, мое призвание открылось в тот самый момент. Подростком, в 13 лет, я купил гитару и понемногу научился перебирать струны, настраивать ее. Затем взял несколько уроков у одного старого испанца. Ночами он пел на улицах, поэтому во второй половине дня, когда я заходил к нему, приходилось его будить. И всякий раз меня не покидало ощущение, что передо мной настоящий музыкант. Однако я очень быстро понял, что моим основным инструментом является мой голос, и стал петь, но потом бросил, потому что чувствовал, что еще не готов. Писатель может создать персонаж и спрятаться за ним. Певец всегда воплощает свои песни, и поэтому мне казалось, что трудно писать о том, чего ты не испытал. Если в один прекрасный день к вам приходит успех, лучше, если к этому времени вы уже успели немного познать жизнь. Иначе успех может вас раздавить. Можно превратиться в картину и смотреть на себя, как на картину.
- Почему вы сменили свое имя Даниэль на имя Нильда?
- Просто заметил, когда у певца появляется успех, его имя и фамилия становятся своего рода товарной маркой, которая в один прекрасный день может стать для него невыносимой. Мне хотелось сохранить личное, пространство, куда я смогу отступить, спрятаться и которое принадлежит только мне одному. Даниэль сочинял песни, а Нильда их исполнял.
- Вы считаетесь французским или испанским артистом?
- В Испании знают, что я испанец, эмигрировавший во Францию. Однако в Латинской Америке мне даже не задают таких вопросов. Я европеец, а испанец или француз - это лишь разные варианты одного и того же. То же самое и во Франции: кто из французов сможет точно указать на карте Перу или Аргентину?
- Сейчас на Западе раскручивают новый диск Майкла Джексона, вы завидуете его популярности?
- Нет, потому что он слишком дорого за это платит.
- А чьей-то популярности вы вообще завидуете?
- Никому. Но, скажем так, по-хорошему завидую, восхищаюсь и хотел бы иметь успех, который имел у публики Жак Брель. Сама его артистическая жизнь заслуживает большого уважения. Ему повезло, потому что он жил, как я считаю, в золотой век французского шансона.
- У французов репутация неискоренимых Дон Жуанов. Это правда?
- На самом деле французы просто своровали этот миф у испанцев, ведь Дон Жуан - испанец. Говорить, что все французы - Дон Жуаны, я считаю, неправильно. Это относится к испанцам!
- Российская публика в своей массе отвыкла от французского шансона. Может быть, стоило бы собрать всех французских звезд разом и устроить фестиваль, чем растягивать сезоны на полгода?
- Планируя концерты на полугодие, мы можем показать современный французский шансон, французскую эстраду более объемно.
- В каком состоянии находится сейчас французская песня?
- Оценить состояние песни в общем довольно тяжело. У нас, как и везде, есть песни, которые очень хороши, а есть такие, которые никуда не годятся. Время от времени французский шансон проходит через полосу кризиса. Но во Франции эстрадная песня имеет хорошую традицию, которая помогает нам устоять против атак американской массовой музыки. Как и везде барометром популярности во Франции является продажа дисков. Так вот, 70 процентов французов покупают записи своих певцов, и это очень хороший показатель. Французы воспитаны на своей музыке. К тому же государство проводит определенную политику, согласно которой по радио запрещено играть больше сорока процентов иностранной музыки. В них входит не только американская, но и испанская, итальянская и другая эстрадная музыка. Дело доходит до курьезов: когда, например, я выпускаю диск на испанском языке, он попадает в эти проценты иностранной музыки.
- Можно ли дружить в искусстве?
- С кем?
- С коллегами.
- Как на любой работе, надо быть друзьями - ни больше ни меньше.
- Александр Ширвиндт назвал общность художников "террариумом друзей"...
- Французы говорят: "кошелка с крабами".
- А мы-то думали, что это оригинальная острота нашего артиста.
- Каждая нация должна думать, что она - единственная и неповторимая. Иначе, как жить?!
- По-русски это называется центропупкизм!
- Испанцы тоже такие. Все считают себя пупками. Страна, которая не считает себя центром, наверное, должна быть очень несчастной страной.
- А кем вы себя считаете?
- Я себя считаю пупом мира (если можно так выразиться), - но только моего мира. Если я исчезну, моего мира не будет. Да так думает каждый из нас, ведь каждый из нас по-своему пуп земли. Вот и я считаю, что мир построен вокруг меня. Все дело в том, что каждый хочет, чтобы этот мир вертелся только вокруг него.
- Русский писатель Андрей Платонов говорил: "Без меня народ не полный".
- Совершенно с ним согласен. А я думал, что это я придумал.
- Платонов работал дворником в Литературном институте. Во Франции творцы работают дворниками?
- Для вашего Сталина Пастернак являлся "небожителем", а Платонов, стало быть, занимался тротуарами! Платонову, вероятно, повезло, что вождь не отправил его на небо и не сделал еще одним "небожителем".
- Один из англичан говорил, что никогда бы не умер за свои убеждения, потому что завтра может их сменить.
- Вы знаете, французский шансонье Жорж Брассанс тоже поет в одной песне: хорошо, я согласен умереть за идеи, но очень медленной смертью.
- Умирать не спешит никто!
- Вот-вот, нужно медленно дегустировать эту жизнь.
