Екатерина Сальникова В АМЕРИКАНСКОМ доме кино прошел мини-фестиваль "Триеризм", состоящий из трех картин культового датского режиссера Ларса фон Триера. Сравнительно недавно снятые фильмы "Рассекая волны" (1996) и "Идиоты" (1998) уже известны российским киноманам, оценившим в свое время и формальную изобретательность, и специфику скандинавского темперамента, и приверженность к прыгающему изображению. А "Эпидемию" (1988), послужившую некогда первой ступенью к нынешней славе режиссера, раньше увидеть в России было невозможно. И вот копию фильма специально привезли для показа на "Триеризме".
В "Эпидемии" уже есть все то, что ставит фон Триера в ряд прочих оригиналов пока еще не умершего авторского кино. И нарочитая неказистость композиций кадра, вызывающих ощущение дискомфорта, - так и было задумано, чтобы зритель уважал эстетическую информацию как психологическую экстремалку. И невинно простые переходы от натурализма к поэтической мистике - этакий интеллектуальный примитив. Умный художник не намерен радоваться работе собственного мозга и демонстративно не желает доставлять эту радость тем, кто любит кичиться пониманием сложного творчества.
Но самое главное, "Эпидемия" организована такой непосредственной эмоциональностью режиссера, что именно в ее искренность труднее всего поверить. Начинают мерещиться то симуляция драматизма и игровая ирония, то скандинавская холодная рациональность. Хотя давно уже замечено, что у северных европейцев рациональность как раз горячая и экспрессивная - это чувства могут быть то ли заторможенными, то ли слишком глубоко запрятанными. Герои "Эпидемии" сочиняют сценарий о некоей страшной болезни, от которой нет спасения. Изучают историю эпидемий чумы. Придумывают центрального персонажа, доктора, стремящегося заняться практикой в зараженных районах и подвергающегося остракизму со стороны коллег. Сочинители стучат на машинке, курят, пьют пиво, ездят из города в город, вспоминают о том, как переписывались с девушками. Один из сценаристов иногда общается дома на кухне с женой. (Она рассказывает, что купила утку, собирается ее приготовить.) Позже он ложится в больницу на операцию, а друг его навещает и заодно заходит в отделение патологии, поприсутствовать на вскрытии трупа человека, в теле которого найдены какие-то странные фурункулы.
Параллельно создаваемый авторами доктор летит со своим чемоданчиком над колышущимися травами необъятных лугов, держась за трос, прикрепленный к вертолету. Так его доставляют в гиблую местность. Тащит по воде вместе с католическим чернокожим священником плот, на котором некоторые жители хотели осуществить побег из зараженных земель. Священник служит заупокойную мессу. Тут начинается ливень. Священник бьется в судорогах. Доктор раздирает и немного приподнимает одежду священника, чтобы сделать укол. Следующий кадр представляет некий обнаженный фрагмент чьего-то тела в воде, поданный сверхкрупным планом. Пока зритель в ужасе подозревает, что это разбухший труп несчастного священника, ракурс и план меняется. И становится понятно - "телом" была всего-навсего утка, плавающая в воде в кастрюле, стоящей на плите. Просто героиня собиралась ее готовить полфильма назад, и все успели об этом забыть.
От добродушного цинизма, выраженного в фигурах друзей-сценаристов, режиссера швыряет к тягучему беспросветному предчувствию катастрофы, разлитому в видениях сценарных набросков. Отчаяние и обреченность превращаются в тупое созерцание равнодушного ко всему быта. И наконец, раздражение от идиотизма творческого процесса и деловых переговоров теснится и захлебывается разразившимся наяву кошмаром, прямо во время приема гостей. Одна из них, сомнамбулически вещая о своих видениях эпидемии как бы "по мотивам" сценария, вдруг начинает издавать нечеловеческие вопли и биться в дикой агонии. На теле у нее появляются гигантские фурункулы. У жены сценариста идет кровь горлом. Главные герои тоже находятся при последнем издыхании.
По картинам Триера в очередной раз явственно понимаешь, как сильно европейское кино отличается от американского. В традициях американских фильмов ужасов кошмар является, как правило, частью внешнего мира, будь то прихоти природной стихии или технические сбои цивилизации. Хоррор-сюжет Ларса фон Триера зарождается и вырастает всецело из внутреннего мира людей. Из их скуки, из ремесленного творчества и любопытства, из мнимой душевной гармонии и незнания, чем оживить свое утомленное восприятие. А когда в душе есть достаточно свободного места, там обычно поселяется кошмар, захватывая и весь организм человека. Если обычный фильм ужасов своей целью ставит просто сильно напугать зрителя, предоставляя ему острые впечатления, "Эпидемия" кончается тем, что режиссеру удается всерьез напугать самого себя. С помощью "Эпидемии" Ларс фон Триер как бы делится своими опасениями за судьбу человечества, которое нуждается в хоррор-сюжетах.
Чтобы посмотреть, как Ларс фон Триер выворачивает наизнанку не менее популярный жанр мюзикла, надо приобщиться к его последней картине "Танцующая в темноте", уже обросшей легендами и призами. "Независимая газета" писала об этом фильме в связи с Каннским фестивалем. Теперь "Танцующую в темноте" можно увидеть в Москве. 28 сентября в "Ударнике" состоится российская премьера.
