Михаил Фихтенгольц КАМЕРНЫЙ оркестр "Виртуозы Москвы", открывший сезон в минувший вторник, воскресил в памяти публики подзабытый жанр - вечер камерной музыки. В программе Пятая симфония Шуберта, Двадцать первый фортепианный концерт Моцарта и Langsamer Satz Веберна - сочинения интересные и незаигранные. Все эти факторы в сумме дали чудесный вечер, понравившийся всем и особенно его главному участнику - Владимиру Спивакову.
Когда Спиваков дирижирует "Виртуозами", ему дышится спокойнее, чем когда бы то ни было. Это его личный оркестр, в котором отборные музыканты и филигранно сделана каждая нота. Немногочисленные голоса собираются в красочный букет и бережно преподносятся притихшей от восторга публике. Парадоксальное ощущение разговора глухого и немого, оставшееся от контактов Спивакова и Российского национального оркестра, вмиг забывается, как только "Виртуозы Москвы" берут первый аккорд - дирижер уверен в себе и своих музыкантах, досконально знает партитуру и успевает сказать в классических опусах свое веское слово. Благо есть что сказать.
Больше всего было сказано в моцартовском Двадцать первом концерте, сыгранном вместе с итальянским пианистом Серджио Темпьо. Среди своих многочисленных собратьев Двадцать первый наиболее оперный - своим обликом он напоминает ни больше ни меньше "Дон Жуана". В первых тактах оркестрового вступления автором просто-таки выписан силуэт Лепорелло, забавно ворчащего себе что-то под нос. В череде радостных образов вдруг, на какие-то доли секунды проскальзывает страшная тень Командора, но тут же исчезает, растворившись в ослепительном свете. Весь сюжет в исполнении Темпьо и Спивакова - обозрим как на ладони. Темпьо, у которого рояль звучит тысячью голосов, столь естественен и проникновенен, что кажется, будто он всю жизнь играл только Моцарта. Отнюдь: двумя виртуозными бисами, одним из которых был остроумный гибрид двух этюдов Шопена собственного сочинения (в правой руке один, в левой - другой), пианист перечеркнул свою репутацию моцартианца, примерив роль романтического виртуоза, после чего исчез.
Моцарт тем не менее не спешил уходить со сцены. Пятая симфония Шуберта, как и все его ранние симфонии, имеет своим прообразом опять же сочинения зальцбургского гения. Третья часть, менуэт - восторженное посвящение автору соль-минорной симфонии, где почти дословно повторены некоторые ее мелодические обороты. Дирижер безошибочно точно уловил суть этого "постклассического" опуса и придал ему еще больше моцартовских черт - чистоту и изысканность линий, точные и основательные кульминации, но не тяжеловесные, бьющие слушателя по голове, а по-моцартовски легкие и яркие. Единственное сочинение из программы, сыгранное "не в десятку", - предваривший Шуберта Langsamer Satz Веберна, медленная часть для ненаписанного квартета, - выполненное несколько в ученическом духе и как-то утрированно поклоняющееся позднему романтизму в лице Вагнера и Брамса. Впрочем, неудавшийся Веберн был компенсирован порцией чудесных бисов (Моцарт, Шостакович, Чайковский), в которых Владимиру Спивакову, как известно, равных нет.
