В гостях у бабушки Дуровой

ПЕРВЫЕ дни нового года - время елок, детских утренников в три смены с невыспавшимися актерами, которые путают текст и сами роли, если верить разного рода театральным анекдотам. За десять или - если приплюсовать сюда еще два-три последних декабрьских дня - двенадцать-тринадцать дней в Москве сыграли (по самым скромным подсчетам) около 600 новогодних сказок на экологические (в столичной мэрии), спортивные и, наконец, "профилирующие" рождественские сюжеты, а также еще десятки "Снежных королев", "Синих птиц", "Ундин", "Островов сокровищ" и мюзиклов для детей и их родителей "По поводу обещанного масла". По нескольку детских представлений в день давали два московских цирка.

Среди всего этого буйства, одинаково утомляющего детей, их родителей и актеров, особняком стоит "Уголок дедушки Дурова". В буквальном смысле - в стороне от столбовых дорог. Несмотря на обилие вокруг строительного мусора, какие-то заборы и какое-то количество работающей и заброшенной ремонтной техники, театр, много лет неизменно руководимый Натальей Дуровой, работает. Летом, наверное, здесь поуютнее. Зимой - не очень.

Подъезжая загодя, можно подумать, что театр скорее закрыт, чем открыт. Обход здания, произведенный нами чуть позже, способен лишь утвердить в таком предположении. Некоторой неприветливостью веет от просьбы не стучать в дверь, за которой, если верить другому объявлению, скрывается мышиная железная дорога. Ручек на дверях не было. Сама дверь какою-то почти плюшкинской неопрятностью меньше всего походила на вход в театр, пусть и не самый главный. Другие особой парадностью также не выделялись.

В пустом кассовом вестибюле было холодно, около двух аттракционов-качалок мерзла служительница. Двухлетней Асе мне хотелось показать мышиную железную дорогу. По пути бабушка и дедушка ей успели рассказать про кондуктора с портфельчиком, про паровозик с вагончиками, про настоящих белых мышек, которые заполняют вагончики и отправляются в далекое путешествие.

На четверых мы купили четыре билета (если память не изменяет, по 25 рублей каждый). Ближе к началу на улице заработала еще одна карусель совсем уже аварийного вида (а аттракционы в кассовом зале, наоборот, закрылись). Попробовав всего понемногу, ребенок, естественно, попросился в туалет, но найти туалет оказалось почти невозможно. Мы обошли все здание (насколько это позволяли разнообразные заборы и решетки), но ничего похожего не приметили. В дверь, которая должна была бы уже открыться, была закрыта, стучать - как нас и просили - мы не решились. На служебном входе нас согласились пропустить в служебное заведение.

Внутри поражала все та же неопрятность, заметная и при внешнем осмотре здания. В туалете - грязь. Почему-то вспомнились феерические выходы Натальи Дуровой на ежегодных встречах столичной театральной интеллигенции с Юрием Лужковым. Некоторая ротация выступающих на таких торжественно-домашних встречах вообще-то имеет место, но Дурова выступает всегда. Злые языки говорят, что она выходит на трибуну с удавом, заменяющим ей боа. Я не видел. В памяти остались всегда элегантные шляпы и концертные платья. Все говорят Юрию Михайловичу примерно одно и то же, благодаря за внимание и признаваясь в любви, и просят тоже одного и того же - взаимности (в смысле - денег). Но Дурова и о любви всегда говорит громче и просит настойчивее. И Лужков - сколько я видел их рядом - всегда обещал не подвести. Неужели обманывал? Невозможно поверить. Но и противоположный вариант тоже в голове не укладывается┘

Представление мышиной железной дороги стало мощным заключительным аккордом в цепи копившихся сомнений и мелких разочарований. С небольшим опозданием вожделенная дверь распахнулась. Сорок родителей с детьми отдали привратнику билеты, которые были сложены аккуратной стопочкой на столике у входа. Сели на не слишком удобных лавках. Погас свет. Несвежие и, кажется, даже грязные занавески разъехались в разные стороны. Затрещала-загнусавила фонограмма, из которой не без труда можно было разобрать отдельные слова. Что-то в рифму - про сказочную страну, про Бабу-ягу, про Соловья-разбойника┘ Не сразу даже взрослые догадались, что при упоминании каждого нового персонажа там, на "сцене", что-то мелкое, вероятно, и изображавшее того или другого героя, начинало ерзать и вертеться, освещаемое еле заметным фонариком (прожектором эти тусклые огни не назовешь). Минут через пятнадцать после начала "представления" дошла очередь и до мышей. На "авансцену" выкатился паровоз с вагончиками, сверху, из какого-то загончика, впустили белых мышек. Мышки заполнили освещенные вагончики, и поезд тронулся. Он шел по кругу, невнятный голос "обосновывал" сюжет. Было холодно и неуютно. После нескольких удачных кругов мышки по сюжету попали в какую-то засаду, потом их, естественно, выручили, и поезд сделал еще несколько кругов с уже освобожденными (по сюжету) мышами. Обратно их выпускать на глазах у маленьких и взрослых зрителей не стали. Под бодрые куплеты занавесочку задернули. С начала представления прошло минут тридцать пять.

Зажегся свет. В комнату вошел какой-то человек с морской свинкой и предложил желающим сфотографироваться на память (фотографии - по почте). Желающих, кажется, не было.

Появились сомнения: а может, не было никаких фуражечек, не было портфельчиков, не было свистка паровоза? И все это фантазии бабушек, дедушек, пап и мам, нафантазировавших бог весть что? Сказки - со всем ее ложнорусским антуражем и бездарными стихами - не было точно. А вот фуражечки и все остальное, что именно и приводило в восторг, кажется, были. У дедушки Дурова. А у бабушки - нет.