Екатерина Сальникова
Картина Глеба Панфилова "Романовы. Венценосная семья" обречена вызывать споры: гражданские позиции в отношении к Николаю II и его семье до сих пор в нашей стране всерьез не сформированы. Органично, сами собой они не созрели.
Сценарий Глеба Панфилова, Инны Чуриковой и Ивана Панфилова оставляет вне рамок фильма всю протяженность самого царствования последнего русского императора. Начинается действие с того исторического момента, когда Николая II вынуждают отречься от престола. Таким образом, портрет царской семьи относится к той стадии ее существования, когда она теряет свои официальные императорские регалии. Весь событийный отрезок отречения так и озаглавлен "Роковое решение". Размышления о том, что и как привело к этому "роковому решению", заведомо остаются вне картины.
Александр Галибин создает образ Николая-интеллигента, для которого самое главное - деликатно себя вести и достойно выглядеть в любой, самой щекотливой ситуации. Он не позволит себе ни повысить голос, ни сорваться, ни дрогнуть. Он спокойно и сдержанно объявит о "своем решении" отречься от трона в пользу брата Михаила - так, как будто решение является свободным выбором, а не принято под жесточайшим давлением. Только наедине с самим собой Николай в отчаянии как бы признается себе в своем бессилии - и прежде чем выйти объявить об отречении, бросится судорожно подтягиваться на перекладине, сорвет ее и упадет на пол, рыдая. Далее все душевные силы бывшего императора будут направлены на то, чтобы смиренно принять ситуацию.
За всю картину герой ни разу не проявит инициативы, ни разу по-настоящему не воспротивится чему-либо. Он может задаваться вопросом, чего хотят от него те или иные политические силы, - но сам он, похоже, не имеет никаких желаний в области политики. Он упражняется в простоте и непритязательности - и у него это хорошо получается. Амбиций государственного деятеля у Николая нет и в помине. Последнее особенно очевидно, когда император сталкивается с Керенским (Михаил Ефремов), на лице у которого написана жажда шального политического успеха и славы. Для Керенского нет ничего святого. А для царя есть - жена, дети, честь, Бог. Пожалуй, именно в такой последовательности. Перед нами человек сугубо приватный, отец семейства. Но быть "неполитиком" в гуще жесточайших политических конфликтов - гиблое дело.
Как бережно Николай расставляет на дорожном столике фотографии любимой жены и детей. Как внимателен и нежен с домашними. Какое стоическое терпение и смирение ощущается в его общении с посланниками Думы, Временного правительства и большевиков, с охранниками и конвоирами. Как безмятежно и человечно его лицо - не то что у монстров революционной эпохи, от простых большевиков до Дзержинского (Леонид Казаков) и Ленина (Александр Филиппенко). Какое тихое и искреннее увлечение играми с детьми, рыбалкой и распиливанием дров демонстрирует царь, которого почему-то прозвали "кровавым". Неужели случайно?
Игнорируя реалии российской предреволюционной истории, Панфилов идеализирует семейную жизнь Николая настолько, что она похожа одновременно и на русское "житие" святого человека, и на слащавую открытку то ли из немецкого, то ли из английского магазинчика подарков для горожан среднего достатка. Этот западный бюргерский акцент в прямом и переносном смысле добавляет Линда Беллингхем, в исполнении которой императрица выглядит как заурядная немолодая, плохо сохранившаяся женщина, недалекая "наседка", по-матерински относящаяся не только к детям, но и к мужу. Чтение ею вслух "Евгения Онегина" трудно выдержать - ухо режет не искаженное звучание русских слов, но ощущение того, что великая русская культура так и осталась для ее величества неосвоенной, чужой, непрожитой. "Ники, малтшик мой, пупсик", - выговаривает она, столь суетливо ласкаясь к супругу, что напоминает домохозяйку явно не дворянского звания и уж точно не особу голубой крови.
Стремясь представить быт и будни царской семьи в совершенно розовом свете, режиссер добивается резкого снижения образа. Николай не только не политик. Он и его супруга - не аристократы. Но тогда - "самозванцы"? Они обыкновенные люди, как и многие другие. А статус императора и императрицы все-таки требует от человека чего-то не вполне заурядного. Он взывает к отличиям в самоощущении, круге интересов, способе мышления. Чтобы быть достойным императорского звания, надо в чем-то быть выше обычных средних людей. Картина парадоксальным образом наводит на мысль о том, что последняя императорская чета не вполне соответствовала своему высочайшему положению.
В сравнении с Николаем и его супругой их сын Алексей Николаевич (Володя Грачев) - удивительный, не укорененный уже ни в какую почву, лишенный жизненного пространства "рецидив" аристократизма. Смертельно больной ребенок, в любом случае никогда не доживший бы до царствования, которого он явно достоин, выглядит и держится как истинный и почти сказочный принц. Дочери же представлены просто милыми девушками, неправдоподобно удовлетворенными тихими радостями родственной любви. Их высочества не ощущают, что являются классовыми врагами простых солдат - а с классовыми врагами, да еще находясь у них под арестом, не следует шутить шуток. Зато солдаты прекрасно знают, что такое классовая борьба.
Первый и последний человек в картине, который просто и прямо скажет вслух о том, что вся семья будет убита, - царевич Алексей Николаевич. У него по крайней мере хватит сил и ума предчувствовать развитие событий и мужественно это сформулировать, а не хоронить в тайниках души. В ответ императрица может лишь велеть горничной добавить котлет на тарелки всем домашним. Главное в этом доме - до последнего делать вид, что ничего страшного не происходит. Фильм ни в чем не винит Николая II, наоборот, пытается всецело оправдать. Однако в результате демонстрирует, каким слабым царем и политиком был последний государь - власть просто не могла не выскользнуть рано или поздно из рук. А ко всему тому в картине сам собой начинает брезжить мотив вины последнего Романова - не перед Россией, но по крайней мере перед своей беззащитной семьей, перед детьми. Нелепо упрекать императора, что он не уберег их от гибели. Самым страшным в картине оказывается то, что почти все умирают, так и не поняв толком, что случилось с ними и со всей Россией. Глеб Панфилов снял фильм о последних Романовых в жанре откровенной сентиментальной мелодрамы. Этот новый миф о последнем императоре не слишком адекватен революционной трагедии. Принять его всерьез могут лишь монархически настроенные домохозяйки. Для всех остальных "Романовы. Венценосная семья" станет скорее поводом для собственных размышлений и исторических изысканий.
