Екатерина Сальникова После событий 11 сентября заурядный боевик "Возмещение ущерба" автоматически обрел новый статус. Предвидение, предостережение, виртуальное возмездие. Эндрю Дэвис делал обычное жанровое кино со спецэффектами и колумбийскими джунглями. Всплеск мирового терроризма обнаружил в картине гораздо больше реализма, чем нужно для коммерческого успеха без претензий на актуальность. Сначала прокат "Возмещения ущерба" всячески тормозился. Теперь фильм добрался до Москвы и стал событием идеологической пропаганды. Вопрос в том, что именно пропагандируется с экрана.
На первый взгляд очевиден призыв встать на сторону Америки и оправдывать любые средства борьбы с терроризмом, включая частную инициативу отдельного гражданина. Это пропаганда активных действий. При более пристальном внимании "Возмещение ущерба" оказывается новой американской мечтой о простой и успешной победе - не над терроризмом вообще, а над конкретными террористами. Это пропаганда оптимизма в те времена, когда он неуклонно ослабевает.
Арнольду Шварценеггеру отводится гораздо более глобальная и почетная роль, нежели зафиксировано в сюжете. Пожарный Гордон Брюер, потерявший жену и детей во время взрыва в центре города, - это, так сказать, мирская легенда. Кому нужен простой пожарный, если он не супермен по совместительству. Надо быть именно Шварценеггером, чтобы с вдохновением сигануть в бурный горный поток, а заметив впереди водопад, искренне попытаться повернуть назад. А когда не получилось - долго лететь вниз в шумной пене, чтобы выплыть невредимым и невозмутимым. Возраст идет актеру на пользу. С морщинами и с тяжеловесной поступью Шварценеггер становится больше похож на человека. Притом на человека, заслужившего право убивать тех, кого посчитает нужным. Шварценеггер не ошибается. И когда он деловито выплевывает в сторону зрителей ухо, откушенное у врага в пылу рукопашной, по залу проносится волна искренней радости. Хорошо, когда есть герой, способный так отомстить злодеям.
В финале Гордон Брюер показан с чужим ребенком на руках. Этот кадр отсылает к фигуре солдата с ребенком, популярной после Второй мировой войны. Так выглядит уже классический образ освободителя, возвращающего мир. Предотвращая очередной теракт, герой Шварценеггера превращается в символ отца американской нации. Такой герой необходим сейчас Америке. Естественно, он не дарует реальной безопасности. Но дарит эстетическую иллюзию защищенности. Вероятно, эта иллюзия нужнее, чем рациональные упования на закон, армию и экономическую мощь первой державы. Потому что все эти общественные институты уже показали свою небезупречность. В картине порядком жестокости. Но глупо восклицать, что она может спровоцировать "волну насилия". Кажется, американцы уже слишком хорошо усвоили, что на Шварценеггера они не похожи и действовать так, как он, позволить себе не могут. С героем Шварценеггера американская нация себя не идентифицирует - она ассоциирует себя с теми, кого он спасает.
