Григорий Заславский
«Потомок» – во всех отношениях коллективный труд. Сцена из спектакля.
Фото Михаила Гутермана.
Табаков – человек верный. Если кто ему понравился – не забудет, неизвестного выведет в люди, во всяком случае – шанс даст и не один. «Потомок» – шанс номер два для молодого драматурга из города Стерлитамака Владимира Жеребцова, чья первая пьеса «Солдатики» – про тяжелые будни российской армии, была поставлена в «Табакерке» полтора года назад и, надо признаться, звучит некоторым диссонансом в нынешней борьбе руководства Министерства обороны с еще имеющимися отсрочками от призыва (оттого и пользуется успехом).
Новая пьеса Жеребцова – снова об армии, но о той, которую сам он знает по фильмам и книгам, это пьеса «по мотивам» далекой войны.
Олег Табаков не раз уже поведал о планах сделать что-то хорошее в своих театрах в связи с очередной круглой датой – к 60-летию Победы. Не в связи с датой, не, как говорится, для галочки, а по праву памяти. Говорил, в частности, о замечательной своей идее сделать такой простой разговор, диалог с сыном о войне, «историю воспоминаний», для чего пригласил к сотрудничеству Евгения Гришковца.
«Потомок» – своего рода прелюдия, увертюра такого вот «интимного», «доверительного» театра. Но прелюдия или увертюра неудачная, так как ни доверительности, ни искренности в «Потомке» добиться не удалось. Пять минут «ретро», документальной хроники, которая заключает сказочно-приключенческий сюжет (на час ноль пять), просто уничтожают все, что происходило на сцене, вскрывая фальшь во всех ее проявлениях – выдуманную ситуацию, дурацкие – сконструированные – диалоги, в которых слова подогнаны друг к другу то смеха, то драматизма ради, повороты сюжета, в которых все, что происходит, случается лишь потому, что автору так удобнее, так ему нужно.
В программке нового спектакля значится целая режиссерская коллегия, над спектаклем, написано, трудились трое – начинающий Искандер Скаев, продолжающий Андрей Смоляков и худрук театра Олег Табаков. Естественно, определить зону ответственности каждого не представляется возможным, можно лишь предположить, что по мере приближения премьеры к работе подключался кто-то еще. Не имея возможности познакомиться с сочинением Жеребцова, начинаешь воображать, что и драматургов, как и режиссеров, тоже было несколько и каждый новый соавтор подключался к работе на ходу, поправляя кое-какие огрехи предшественников.
Вышел во всех отношениях коллективный труд, который при другом раскладе, конечно, напомнил бы о лучших студийных временах Театра-студии Табакова. Спектакль о войне к тому давал повод.
Вышла очевидная всем вампука, в которой фальшивая экскурсоводша (Дарья Калмыкова) заводит доброго молодца в дальний зал краеведческого музея. Там молодой человек (Петр Кислов) натыкается на фрагмент экспозиции, посвященной Великой Отечественной войне, оставшись один, пытается воткнуть вилку в розетку, происходит замыкание – и Дима оказывается в боевом 42-м, причем в самом пекле.
Как это пелось в песне? Легенды расскажут, какими мы были┘
Похоже, в том проекте, который задуман был Табаковым, главное – из каких-то воспоминаний, детских впечатлений, даже слов из полузабытого военного словаря реконструировать н а с т о я щ е е, понять, как это было. В «Потомке» сошлись в одном месте сразу много неправд, черты героев взяты то ли из анекдотов, то ли из карикатур, как, скажем, экскурсовод, пришедшая в «Потомка» то ли из «Фитиля», то ли из какой простецкой комедии. Энкавэдэшник Лабудыгин (Андрей Смоляков) своими руками на глазах у молодого потомка и публики насмерть душит перетрусившего бойца, после чего потомок искренне спрашивает того: а, мол, расстреливать приходилось? И дальше, и раньше – подобная же смесь военно-патриотической, а также не очень военной или не очень патриотической белиберды.
Хотя, справедливости ради, из такой поездки на машине времени не вперед, а назад (к слову, не самое избитое направление!) можно было привезти кое-что поценнее стреляных гильз, и некоторые диалоги позволяли рассчитывать на более или менее содержательное продолжение. Скажем, как рассказать тем, которые были, о том, что будет, имея в виду нашу нынешнюю жизнь? Почему вся «соль» диалога ограничивается встречей русского языка с сегодняшним подростковым сленгом? Вдруг возникающее недопонимание, конечно, кое-кого веселит, но этот сленг, как мусор, конечно же, вылетел бы в миг из головы человека, которому того гляди пустят пулю в лоб.
При этом войну в «Потомке» играют лучше, ответственнее, искреннее. Стараются, может быть. Андрей Смоляков, Надежда Тимохина (она играет военврача), Ольга Красько (медсестра), но из-за их «правды жизни» спектакль почему-то становится не лучше, а только хуже. Странный и явно нехудожественный эффект.
В связи с чем – напоследок – хочется поделиться еще несколькими недобрыми мыслями, которые пришли в голову, конечно, не в первый раз, но от которых после «Потомка» избавиться было труднее, чем обычно. Был у Табакова свой театр, стало два, в пору назначения Табакова во МХАТ разница меж Художественным театром и подвалом на Чаплыгина была очевидной. Когда же под занавес прошлого сезона подряд вышли премьеры «Дяди Вани» и «Вишневого сада», приписанных к разным театрам почти произвольно, понять причины «приписки» невооруженным глазом и без пол-литра было уже нельзя.
Говорят, Табаков долгое время не хотел мириться с тем, когда его детище звали «Табакеркой». А зря. Тут и миниатюрность, какая-то милая сердцу крохотность, но одновременно табакерка – как вещь – из тех, что входят всегда в число любимых и даже необходимых. Его театр был как раз таким, недостаток шедевров компенсировался неизменно высоким содержанием любимых актеров на единицу площади и любимых спектаклей – в афише.
А теперь «Табакерку» качает из стороны в сторону, она и не площадка для экспериментирующего молодняка (во-первых, у нас уже не разберешь, где эксперимент, а где и самый что ни на есть мейнстрим, поскольку и Серебренников, и Чусова у нас сегодня давно уж не экспериментаторы, а «лидеры поколения», для которых открыты все сцены мира – пока московского – включая большую сцену МХТ), и не пространство для театральной коммерции. Выходит нечто вроде запасного аэродрома или площадки, четвертой – резервной – сцены МХТ.
Для Театра Табакова вряд ли это лучший вариант.
