Майя Крылова С точки зрения формального статуса обе труппы обитают в сходном социальном пространстве: «Русский балет» приписан к Московской области, а балет Гуанджоу – к городу с таким же названием в Южном Китае. Первое отделение отдали балетным номерам в исполнении обеих команд, второе – китайскому балету «Любовь бабочек», основанному на древней легенде. Скрещивание наглядно показало существенную разницу в исполнительских подходах. Китайцы в классике демонстрируют чувство позы, наши танцовщики рвутся раскрыть глубины либретто. У них больше стремления к точности (но не всегда – хорошей выученности), у нас царит непредсказуемость, что иной раз раздражает, но одновременно может дать нюансы, китайцам неведомые. Тут – лихость, которая может дать качество, если не перерастает в элементарное пренебрежение правилами классической школы. Там о правилах не забывают, но даже «рыбка» в «Дон Кихоте» (партнерша с размаху бросается на руки партнеру) делается сдержанно.
Несколько лет назад китайский балет уже гастролировал в России. Это была труппа из Пекина, с высоким уровнем исполнения и непостижимой для нас наивностью мировосприятия: модные философские «измы» рубежа XX–XXI веков не оставили почти никакого следа в мировоззрении китайских хореографов и театральных руководителей. Зато история дальневосточной страны отразилась в полной мере, как и традиционное нежелание выбрасывать свое прошлое, даже если отношение к этому прошлому изменилось. Тогда на афише мирно соседствовали «Лебединое озеро» и революционный балет «Красный женский батальон», причем лексика танца в обоих опусах была одна и та же – классическая. И никто не смог бы крикнуть «не верю!», глядя на добросовестное китайское «проговаривание» балетной пантомимы.
Выступивший в Москве балет Гуанджоу уступает пекинцам по профессиональному уровню, но, в общем и целом, зрелище можно описать теми же словами. Пристрастие к классическому танцу как к универсальному языку (в нужных случаях танец вышивают местным колоритом). Страсть к повествовательной танцевальной драме – «Любовь бабочек» сами китайцы называют местным аналогом истории о Ромео и Джульетте. Только китайские персонажи не закололись и не отравились, а превратились в красивых насекомых, которые «нашли свое счастье в свободном полете среди распускающихся цветов».
Честно говоря, балету Гуанджоу следовало бы возить на гастроли только лишь оригинальные китайские постановки. Когда китайцы сосредоточенно танцевали отрывки из классики, они демонстрировали добросовестно воспроизведенный текст и стилистическую стерильность: только музыка и помогала отличить «Сатаниллу» от «Дон Кихота», и их обоих – от па-де-де Баланчина. Сильнее впечатлили современные концертные номера. Они дали возможность артистам показать, как ловко они умеют телесно перевоплощаться из лучезарного оптимизма в густой пессимизм. А лучшая часть программы, балет про бабочек, оказался своеобразным в своей наивности – презабавная смесь китайского народного танца, классических па и физкультпарада на Красной площади времен советского застоя. Самое красивое в спектакле – костюмы из натурального шелка: на танец изысканно мотающихся длинных рукавов или колыхания отливающих блеском пелерин можно смотреть долго, как смотрят на падающий снег.
Китайцы дали Европе компас, бумагу и гимнастику у-шу. Европа подарила Китаю (и другим странам Дальневосточного региона) классический балет. И там возникла массовая эйфория: рафинированная телесная геометрия легла на душу народам, прославленным в искусстве каллиграфии. Классический танец в регионе необычайно популярен. Японию, например, танцовщики со слезами счастья на глазах называют «кормилицей» – в этой стране артистам балета платят самые большие гонорары. А китайские танцовщики все чаще и чаще побеждают на международных балетных конкурсах.
