Лицо балета ХХ века

Бежар в день своего рождения.
Фото Reuters

Он не верил в неожиданность призваний, но сам стал для мира полной неожиданностью. Той самой новостью, которая всегда нова. Он уверял: «Публика – ребенок, который играет нами». Сам же играл с публикой в дьявольскую игру. Он говорил: публика «нас раздевает, разрывает, ломает, как куклу». А сам дарил людям ощущение целостности мира.

Сын философа Гастона Берже, Морис родился в Марселе в 1927-м. Его первым чтением были пьесы (недаром его псевдонимом вскоре станет фамилия жены Мольера). Первой страстью – театр. Ответить на назойливый вопрос взрослых было проще простого: когда вырасту, буду режиссером. «Актер играет всего одну роль – свою. А режиссер становится всеми и в то же время – никем┘» Однако книгочей не отличался крепким здоровьем. Кто-то из врачей посоветовал тощему сутулому подростку брать уроки танца. В 1944-м он дебютировал в Марсельской опере. Затем, как и полагалось уважающему себя балетному, совершенствовался у русских: у Егоровой, Волковой, Преображенской, Кшесинской, мадам Рузанн. В 40-х годах вместе с Роланом Пети работал в труппе «Балле де Пари», затем в Лондоне, в Королевском балете Швеции. Именно здесь, в Стокгольме, дебютировал как хореограф, но не на балетной сцене, а на экране – поставил для кинофильма фрагменты «Жар-Птицы». Первые значительные постановки – в 50-х для созданных им парижских трупп «Балле романтик» и «Балле театр де Пари». Его захватила проблематика экзистенциализма, и новый пластический язык он, точно из кубиков, составлял из классики, немецкого экспрессионистского танца, джаза, рока и всякого сора, что оказывался под рукой. Но слава пришла, когда он создал свою «Весну священную», вновь потрясшую мир спустя почти полвека после шедевра Нижинского. В ней, как и в «Болеро», он возвращал танцу его ритуальную, обрядовую мощь. С тех пор танцевальный мир жил под знаком Бежара. Сначала с трепетом ожидая всякой новой премьеры основанного им в Брюсселе в 1960-м «Балета ХХ века», позже – с любопытством и восхищением перед не устающим меняться талантом наблюдая за спектаклями-манифестами его швейцарской труппы «Балле Бежар Лозанн». Философ по крови, он размышлял о первоосновах бытия в лучших своих балетах: «Ромео и Джульетта», «Быть может, это Смерть?», «То, что сказала мне Любовь», «Балет в честь жизни» (памяти Ф.Меркьюри, Х.Донна и Дж. Версаче). Трагедии творческой личности посвятил балеты «Нижинский, клоун Божий», «Айседора», «плачи» о Вагнере, Бодлере, Мальро, Пиаф. В его спектаклях танец, драматическая игра, пение равноправны. Кого-то это раздражало, иных восхищало. Равнодушным не оставляло никого. У него хотели учиться. Он с готовностью учил. Создал знаменитые школы-студии «Мудра» в Брюсселе и «Рудра» в Лозанне. Но главное, возможно, не в этом. С Бежаром мир стал другим. Свободнее в чувствах. Пластичнее в мыслях. Шире во взглядах. Одну из автобиографических книг он назвал «Мгновение в жизни другого». Как хочется крикнуть: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!».