Дарья Курдюкова
Алексей Зайцев. Покос.
Галерея «Артприма» представила в залах ЦДХ выставку «Романтики реализма», собравшую работы современных российских академиков-реалистов. Это первая экспозиция нового проекта, за которой должен последовать ряд персональных выставок участников объединения.
Взобравшись на третий этаж ЦДХ и оставив в стороне ярмарочные павильоны с роскошными шубами, попадаешь на выставку «Романтики реализма». Начало многообещающее. Ни в одном из нескольких залов нет экспликаций, однако жаждущим подробностей предлагается приобрести хорошо изданный каталог. Итак, история названного «романтическим реализмом» объединения восходит к 1970-м годам и связана именно с московской живописной школой. Среди провозглашенных принципов – верность традициям русского реализма (Венецианова, Саврасова, Куинджи, Туржанского, Пластова и др.) и живописное мастерство. Призыв к романтике – от одного из главных авторитетов – Алексея Саврасова. Как уверяют организаторы, в отличие от реализма XIX века и от соцреализма века XX «романтический реализм» (каким бы парадоксальным ни казалось это окрашенное отзвуками по крайней мере двух разных эпох название) освобожден от социальной нагрузки и направлен единственно на поиски и воспроизведение красоты мира. Красоты прежде всего природной – отсюда изобилие пейзажей, навеянных видами, размышлениями и воспоминаниями о российских городах.
Во множестве представлены изображения родных просторов (будь то московские улицы или, например, Ростов с Нижним Новгородом). Представлены во всевозможных видах (от привычных озер и лесов до Театральной площади, рассматриваемой почему-то из-за колесницы Аполлона на Большом театре) и календарных состояниях. Но также здесь есть жанровые картины и натюрморты и даже вариации на историческую тему (как серия Грищенко про Кусково с героями XVIII века, перекликающаяся с известными работами мирискусника Александра Бенуа или Валентина Серова).
Очевидно, что «романтические реалисты» пытаются сохранить не только весь тематический спектр соответствующего художественного направления, но и традиционное колористическое богатство (правда, не обошлось без цветовых выкриков, не всегда уместных). Тут, с одной стороны, находятся сбалансированные по цвету работы Федосова или Пасько, а с другой – написанное в духе контрастной гаммы Куинджи «Бабье лето» Грищенко.
Нет возражений против реалистической живописи самой по себе. Проблема в другом. На протяжении всего «маршрута» никак не удается избавиться от стойкого ощущения, что многое когда-то уже было видено и притом, откровенно говоря, в лучшем исполнении. Так, крестьянка из «Покоса» Зайцева и серп с бабочками из его же «Натюрморта с колосками» явно цитируют первого певца крестьянской темы еще века XIX, Венецианова. Названная «кусковская» серия Грищенко, лишенная нюансов своих предшественников, кажется чересчур огрубленной. Огромное «Утро в Москве. Весна на Тверской» Полотнова уже самим сюжетом неизбежно воскрешает в сознании ставшую хрестоматийной «Новую Москву» Юрия Пименова (1937). Но только зачем в изображении очищенной от современной суетности и сутолоки Москвы рядом с каким-то вневременным авто вдруг появляется вывеска DAEWOO? В попытке сохранить наследие набат становится слишком громким, а патетический тон – чересчур навязчивым. Порой кажется, что предшественников стараются перекричать. Но встречающиеся иногда огромные куски равномерно закрашенного «глухого» неба или ориентированные четко по центру «постановочные» композиции вызывают недоверие к найденному реализму с его сконструированной романтикой.
На общем фоне выделяются работы Телина (главным образом, «Воронье») и Орлова. В них этот самый реализм по-новому претворяется через фольклорное начало и через мечты – не совсем обычный путь. Тогда на холсты проникают черты наивного искусства, тогда куски домашних интерьеров начинают парить в пейзаже. Но как досадно видеть, что найденные приемы начинают штамповаться, делаясь чем-то вроде удостоверяющей авторство подписи.
Делая и здесь из личного прошлого «общее место».
