Григорий Заславский
Финал «Приглашения на казнь». Сама казнь.
Фото с официального сайта Молодежного театра.
В январе 2008 года Российский академический молодежный театр запустил новый «Ночной проект». В конце прошлой недели в его обойме появился еще один спектакль – «Приглашение на казнь» по одноименному роману Набокова поставил вахтанговец Павел Сафонов.
Первоначально предполагалось, что в рамках «Ночного проекта» спектакли будут начинаться в девять и в десять вечера. Рассчитывали, что «Ночной проект» привлечет в театр нового зрителя, более щедрого, и потому на ночные спектакли собирались продавать более дорогие билеты. Премьеру «Приглашения на казнь» начали в восемь вечера (и вряд ли стоит начинать позднее, поскольку спектакль длится без малого три часа), а билеты на него, если сравнивать с другими премьерами РАМТа, стоят даже чуть дешевле (возможно, поспособствовал кризис).
Зато «Приглашение на казнь» соответствует идее «Ночного проекта» в содержательной части: в свое время появление этого новшества объяснялось необходимостью поиска путей «в иные и необычные сферы». «Приглашение на казнь» – как раз по этой части.
Программка выглядит как пригласительный билет: «Сегодня вечером вы приглашены на казнь господина Цинцинната Ц. Начало мероприятия в 20.00. Форма одежды свободная. Обещаем яркое впечатление и поучительное зрелище». Надо отдать должное организаторам казни: и яркое впечатление, и поучительное зрелище публика получает. За первую половину спасибо сценографу Николаю Симонову и художнику по костюмам Евгении Панфиловой, за вторую – режиссеру Павлу Сафонову. Хотя с поучительностью – явный перебор, правда не столько в самом спектакле, сколько – в программке, где режиссер зачем-то объясняет публике смысл романа и спектакля (инсценировка Михаила Палатника): «Мне кажется, сегодня, когда в нашем обществе все идеи витают в основном в области материального, неплохо напомнить людям о том, что такое человек, а это всегда нечто большее, всегда что-то еще. За это и умирает Цинциннат». Читая эти слова молодого постановщика, живо воображаешь автора, Владимира Набокова, который в жизни больше всего боялся банальности, в том числе такого вот прямодушного разложения своих мыслей на «члены предложения».
Однако всякий, кто возьмется перекладывать прозу Набокова на язык сцены, неизменно встанет перед необходимостью опрощения языка, в обаянии, сложности которого хранится аристократическая природа и ценность набоковской речи. Ну как перенести на сцену следующий пассаж: «Темнота и тишина начали соединяться; но вмешались часы, пробили одиннадцать, подумали и пробили еще один раз, а Цинциннат лежал навзничь и смотрел в темноту, где тихо рассыпались светлые точки, постепенно исчезая. Совершилось полное слияние темноты и тишины». Трудно, почти невозможно... Что же остается? Не слишком вразумительный сюжет – «непрозрачность», за которую осуждают Цинцинната на смерть, нуждается в пояснении, в убедительных театральных доказательствах. Евгений Редько, который, можно сказать, собаку съел, играя роли странных, на других не похожих героев (от Епиходова до героя гоголевского «Портрета»), в роли Цинцинната сосредоточенно молчалив, дорожит своей обособленностью и отдельностью, но так и остается вопросом: за что мы должны его пожалеть? Почему его закрытая от понимания публики сосредоточенность хороша, а открытая сосредоточенность, к примеру, его супруги Марфиньки – нет? За что так страдает герой, что именно не хочет или не может предать этот самый «духовно одаренный одиночка» (еще одно определение из программки)?
Недосказанность, понятная и приемлемая в прозе, теряет свое понятное обаяние, когда та же самая проза делает решительный шаг на театральные подмостки.
В итоге, судя по картинке, больше всего усилий постановщика ушло на организацию «карнавала шутов и клоунов», главные роли в котором отданы тюремным людям, Родиону, Родригиванычу и Роману Виссарионовичу (их играют Илья Исаев и Александр Гришин). Шуты – так и есть карнавал – в наличии, бессмысленные и мерзкие пред видом скорой смерти. Но вот вопрос: надо ли было так исхищряться и так стараться, чтобы этот карнавал и сами шуты выглядели как можно ярче, если перед смертью всё, что ни возьми, – пошлость и балаган?!
Петр Красилов, получивший в итоге больше всего цветов и прочих проявлений зрительской любви, был менее всего убедителен на сцене в роли мсье Пьера, друга-товарища, который в итоге оказывается палачом. Он тарабанит текст, совершенно вне всякой органики, в нем, кроме грима и костюма, и, конечно, набоковских реплик, нет ничего от гуттаперчевого набоковского мсье Пьера, подвижного и неуловимого в своих мгновенных переменах и перетеканиях. Пока что, пожалуй, это самая главная проблема в спектакле по роману, который, думается, может, и вовсе не рассчитан на большую сцену. Может, не зря все прежние попытки его поставить предпринимались в малых залах и на камерных сценах?
Тем не менее в конце концов режиссеру удалось вызвать сильное впечатление. Когда объявляется казнь и Цинциннат начинает подниматься на эшафот, шиферная стена, которую полчаса или час назад на наших глазах с невероятным шумом рубили и дырявили, вдруг покачнулась и стала падать – прямо на Цинцинната. Упала мягко и беззвучно. Эффектно. Забыть нельзя.
