Дарья Курдюкова На прошлой неделе в бывшем кинотеатре «Ударник» открылась выставка номинантов Премии Кандинского, и с разницей в день в Госдуме был обнародован отчетный госдоклад о культуре за 2013 год, а его текст опубликован на сайте Минкульта. Там имеется раздел о современном искусстве. Судя по госотчету, между событиями этими – премией и температурой по больнице в области современного искусства – дистанция огромного размера. Поскольку «Кандинский» там и не упомянут.
Два года подряд у Премии Кандинского на две номинации оказывались три лауреата. И третью призовую позицию действительно ввели – только ею стала «Научная работа. История и теория современного искусства». Замечательно: поощряется рефлексия (награда – издание книги). Правда, все-таки остается нерешенным вопрос о распределении номинантов в прежних позициях – 18 соревнующихся за 40 тыс. евро по «Проекту года» и 12 в категории «Молодой художник. Проект года», претендующих на 10 тыс. евро, – как выбирать из большого количества участников? И почему, например, Евгений Антуфьев с замысловатым, но не производящим неизгладимого впечатления проектом «Двенадцать, дерево, дельфин, нож, чаша, маска, кристалл, кость и мрамор: слияние. Исследование материалов» оказался в «Проекте года», а стрит-артист Тимофей Радя, пусть и конкурирующий сам с собой двумя работами (зато одна – про Сочи и снега! – в критическом, естественно, ракурсе), но в позиции «Молодой художник»? Кроме того, раз есть спрос на теорию, казалось бы, логично поощрять и уровень подачи, работу дизайнеров экспозиций. Тем более что в последние годы модным стало стремление к синтезу жанров и искусств… Но дело не в этом. Вернее, премия сколько угодно может фиксировать дела арт-процесса, но ее в то же время как будто нет. С точки зрения госдоклада.
Его представил замминистра культуры Григорий Ивлиев, тогда же в Госдуме обсуждали проект Основ государственной культурной политики – тот самый проект документа, который уже вызвал весной столько недоумения. Когда в госдокладе читаешь посвященную современному искусству часть, кажется, что держишь в руках каталог – перечислены творческие союзы (от Союза художников до Союза дизайнеров), их подразделения, много сказано о значении Российской академии художеств (которую, как недавно стало известно, словно по иронии судьбы тем не менее будут жестко реформировать), лишь упомянуты негосударственные институции, вскользь – конкурс и премия «Инновация» и даже премия «Соратник» (как «сугубо профессиональная»). Чтение приятное и странное. Веет убаюкивающим ощущением, что деятельность в «сфере культуры» (так культуру на тех же слушаниях предложили именовать в другом документе – Основах госполитики) кипит. Бьет ключом она, когда говорят о количестве членов и выставок творческих союзов и о посещаемости отдельных площадок. Судить об успешности культуры по цифрам посещаемости стало, увы, практикой, хотя все ведь держат в голове, что небольшая выставка имеет право оказаться интереснее крупной ретроспективы. А то, что жизнь «вообще» современного искусства, судя по тексту, идет своим, параллельным чередом по отношению к актуальному (на эксперимент направленному) творчеству, сказывается почти в тотальном молчании в адрес последнего.
Назван Институт русского реалистического искусства, пестующий традиции, поименованы художники, продолжающие «развитие христианской живописи и скульптуры», думают решать проблему «преодоления территориального дисбаланса художественной жизни столицы и регионов» – но не упомянута Премия Кандинского. Традиции, необязательно христианские, а классического искусства – дело хорошее. И в нынешнем, хотя и не вошедшем в отчетный период доклада премиальном изводе экспозиционер Антонио Джеуза целый этаж «Ударника» отвел разделу In Art We Trust – с созданными «на базе традиций и принципов классического искусства» работами. И произведения такие в contemporary art есть всегда, только к традициям добавляют новое – на то и эксперимент. Опять-таки в нынешнем «Кандинском» есть и «Живой уголок» Владислава Ефимова с разговором об урбанизме в том числе и сквозь призму уходящего деревянного зодчества. И «Утопический скелет» ЗИПов, выдавших лихую вариацию конструктивистских утопий (забавно, что работу эту в выходные предъявили на ярмарке Cosmoscow – только там не смогли назвать «НГ» ее цену). Но – ближе к делу, к докладу. Ни про традиции, ни про то, что и на Премию Кандинского, и на «Инновацию» приходят работы из регионов – ничего. Зато среди площадок этого самого contemporary art названа «АРТСтрелка», к 2013-му уже четыре года (и об этом прописано в тексте) закрытая. Гараж назван Центром современной культуры – все правда, но логично, делая отчет в 2014-м, упомянуть, что сейчас площадка обзавелась музейным статусом. Поименована Московская международная биеннале молодого искусства, которая проходила в 2012-м, но нет Биеннале современного искусства, прошлой осенью «инсталлированной» в Манеж. Нет и российского павильона Венецианской биеннале 2013-го с проектом Вадима Захарова. А ведь Минкульт в эти биеннале посильно вкладывается, а Владимир Мединский говорит и пишет приветственные слова…
«Фигура умолчания» в отношении актуального искусства может означать по крайней мере две вещи. Во-первых, что цифры – число площадок или посещаемость мероприятий (тут contemporary art независимо от качества долго еще будет отставать), выходит, важнее самого процесса (contemporary art-события не обсуждаются), в который и небольшая галерея, и крупный фонд вроде «Екатерины», и музей вносят свое. И премии за этим процессом следят. Во-вторых, раз уж неизбежно связываешь госдоклад с Основами госполитики, вот свежая ссылка Минкульта на слова Елены Драпеко о «необходимости подчеркнуть представление о культуре как важном факторе национальной безопасности» и о раскрытии «темы массовой культуры в позитивном ключе». Массовым интерес к актуальному искусству не станет, оно остро на язык и часто «рисует» отнюдь не картину благоденствия. А в процессе взращивания патриотизма, христианских традиций в искусстве и борьбы за национальную безопасность средствами культуры очень многое легко запретить. Пока есть два мира современного искусства – официальный и так называемый актуальный, но они хотя бы есть. Хотелось бы верить, что удастся избежать ситуации, когда останутся два мнения – официальное и неправильное.
Дарья Гармоненко 
