Дарья Курдюкова
Молодое поколение дышит в спину старшему. Фото автора
Куратор-дебютант и по совместительству художница Марина Руденко и выступившая куратором-консультантом маститая Елена Куприна-Ляхович в залах, где год назад Елена Селина раскатала панораму 1990-х, собрали новый коллективный портрет, выбрав поколение 1980-х, родившихся между концом 1970-х и началом 1990-х. Взяв художников, часто неизвестных, хотя есть тут и Аня Желудь, и Иван Тузов, и Алиса Йоффе, и Роман Мокров, которых представлять не нужно, организаторы пошли ва-банк. Тех, о ком, следуя заглавию «Говорит Москва» или чьим голосом она заговорит, объединяет учеба в школах современного искусства – Институте проблем современного искусства (ИПСИ), Московской школе фотографии и мультимедиа имени Родченко и Школе современного искусства «Свободные мастерские» при Московском музее современного искусства. А некоторые еще прошли курс в институте «База».
Когда переходишь из зала в зал, с первого этажа на второй и обратно, кажется, молодые художники испытывают перед почтенной институцией такой трепет, что уже будто не выставку делают, а сдают экзамен. На то, что со всеми актуальными форматами вроде инсталляций и видеоарта они в ладу, или про то, каким они знают советское прошлое. Несмотря на акцентированное во всех релизах острое чувство свободы («Отсутствие цензуры и безграничная свобода – наша молодость», – пишет куратор, родившаяся в 1988-м Марина Руденко), они эту свободу, судя по названию целого раздела («Но я все еще стремлюсь к свободе»), все же ищут. Испытание пройдено, но когда все это посмотришь, не покидает странное ощущение. Что либо эта самая молодость чего-то боится – не дерзит и, в общем, не протестует, не рискует удивить неожиданным, когда ей дают карт-бланш, – либо с нами говорят неискренно, либо молодым, судя по каким-то несегодняшним романтическим порывам, уже сейчас довольно скучно. «Говорит Москва» без шуток, серьезно, к ней, что называется, не подкопаешься… но только вяло. Или более острые работы не решились выставить?..
В теперешнем хоре голосов по-прежнему кто-то поет про пионеров – то совсем буквально в «Юных пионерах» Юлии Ждановой, правда, то стоящих навытяжку, то не подающих примера поведения (вчерашний пионер становится сегодняшним хипстером с сигаретой в руках). То в «Доме мечтаний» Екатерины Даненовой (и это, кстати, одна из удачных на общем фоне работ), где советскость безнадежно засела атавизмом в каждом, как белые, напоминающие гипсовых парковых героев фигурки, законсервировавшиеся в трехлитровых банках. Но все-таки проект классика Гриши Брускина, показавшего пантеон советских персонажей и среди них пионеров как находку будущего археолога, вспоминается на эту тему первым и остается вне конкуренции.
Хорошо, ответят нам. На день сегодняшний мы откликаемся по-другому. Главное тут как лаконичный приговор всему – слово «стабильность» – просто вырытые Татьяной Сушенковой в земле буквы, меняющие тем не менее пейзаж (согласно художнице, само понятие меняется в России с осмысленного на бессмысленное). Или есть тут переведенная в форму картины, оказавшаяся ненужной, как наука в этой стране, диссертация Натальи Тимофеевой. Или «Гильош» Алисы Йоффе, которая переделывает орнамент от 50-рублевых до 5-тысячных купюр в кое-где дающую намеренный сбой невнятицы вышивку. Но будет и попроще – «Ночная палатка» Алины Клейтман с почерневшими (лишь) как будто ушедшими ларьками. Или видео Анны Титовец «Кавьяр!», где по экрану резво снуют ножи, намазывающие на хлеб красную икру, причем все вместе, как оказалось, обыгрывает «абсурд сочетания материальных и цифровых ценностей»…
Сочетание произведения самого по себе (часто буквально остающегося самим по себе) и экспликации рождает порой (и не только здесь, в актуальном искусстве вообще) отдельную интригу. Красочные геометрические узоры в рамках входят в серию Максима Санталова «Так пишется Аванграфика». Прекрасно, думаешь, но тут же читаешь объяснение про то, как название-тема «обеззараживает воздух… от докучливых вопросов», про то, что после выставки появится «манифест Аванграфики», о которой ироничный автор пока и сам не готов рассуждать, но называть так просит им созданное… Или вот банка со спичками, использованными Ангелиной Меренковой за «Шесть лет жизни» – нехитрая визуализация сгорающего времени и, как следует из пояснения, перегоревших чувств, которые, однако, не отразились в работе дополнительным натянутым нервом – лишь вербально.
В панораме бывает трудно разглядеть отдельные лица, и может, стремление показать больше, вывалить все накопившееся и задуманное разом сыграло не на руку ни дебютанту-куратору, ни художникам. Даже смешливый Иван Тузов, персоналку пиксельных, одновременно напоминающих кухонную плитку героев которого устроил летом Марат Гельман (и там были не только Чебурашки, но и разные вожди – как обытовленные фобии), тут оказался затиснутым в углу и поблек. Впрочем, толпы народа, сновавшие в «Екатерине», убедили: вечер удался, по крайней мере то, что хотели нам сказать, прозвучало. Не левитановским тембром. Но мы находимся «В ожидании» – как в запутавшей лестничный пролет паутине Ильи Федотова-Федорова (пусть и заставляющей вспомнить показывавшиеся в Москве фирменные паутины Тихару Сиоты). Вот и ждем, что будет впереди.
Дарья Гармоненко 
