Дарья Курдюкова  |
| Многоликий Мамышев-Монро. Он и в жизни был таким. Фото автора |
Ретроспективу человека-оркестра и homo ludens современного искусства Влада Мамышева-Монро планировали 7 лет, еще вместе с ним, до его гибели в марте 2013-го. В итоге сделанное кураторами Еленой Селиной и Антонио Джеузой самое масштабное о нем выставочное высказывание стало послесловием и названо «Архив М». Но занявший пространство Московского музея современного искусства на Гоголевском, 10, проект готовили с XL Projects и Фондом Мамышева-Монро – огромный «архив» напоминает скорее карнавал – вполне в духе травестийной стихии творчества самого Монро. Можно дивиться его перевоплощениям и некоторым не показывавшимся еще проектам, можно читать между строк, как бы то ни было, абсурдистское сочетание архив–карнавал соответствует времени, а выставка эта – одно из главных событий закругляющегося сезона.
Гитлер, Сталин, Усама Бен Ладен, Путин, Папа Римский, Любовь Орлова, Алла Пугачева, Юлия Тимошенко, Лолита, Барби, Иван Грозный, Людовик XIV, Достоевский, Распутин, Чарли Чаплин – их личины Владислав Мамышев-Монро примерял на себя, оставаясь собой. С того момента, как впервые в 1987 году явился в виде Мэрилин Монро и до Мэрилина Мэнсона, над образом которого думал, но показать не успел – Елена Селина выложила тут оставшиеся в его компьютере фотографии последних его персонажей, которые были, что называется, work in progress, манера, повадка еще оттачивались. Набрав побольше воздуха в легкие, можно сказать – дорога Мамышева в искусстве начиналась наперекор всяким отрицаниям и исключениям. После того как он изобразил на своей физиономии Гитлера и сделал сатирические рисунки, вылетел из школы. После того как обрядился в Мэрилин Монро, был освобожден от армейской службы. Он и она олицетворяли для Мамышева антиподов XX века, добро и зло, уязвимость и жестокость и т.д. Образ Монро он, кстати, тоже со временем развернул в новое русло, сама она, по его сценарию, погибла от несчастной любви в 1994-м, но вернется в том числе и на картинах, где голливудская красавица превратится в русскую то с коромыслом, то с хлебом-солью, то с длинной косой.
Что до отрицаний, Мамышев-Монро предпочитал веселое утверждение. И если он в 2003-м сделал витражи «Житие мое», так теперь показали его «лик»: Мамышева-Уорхола обрамили «иконными» клеймами раскадровки, где художник в том же образе, но еще в поиске. Тут вспомнится и Юрий Альберт с серией «Я не…», у концептуалиста был поиск через отрицание («Я не Энди Уорхол»), у лицедея – через утверждение: я и тот, и другой, но им не равен, это в первую очередь я сам.
Он выбирал суперизвестных героев или антигероев, на основе их мифологии импровизируя свою. В проектах «Жизнь замечательных Монро» и «StarZ» подобрались персонажи от Дракулы до Наполеона и от Чиччолины до Путина – просто слово «замечательный» художник спустил на другой смысловой регистр. Делал он все это подкупающе играючи, без претензий на глубокомысленные откровения, в духе своей «самохвалистики» и в русле смеховой культуры, в какой, хотя и по-другому, работала в свое время группа «Мухомор». Ироничный комментарий летит сквознячком, не причиной, а следствием лицедейства, легко, наперекор любой звериной серьезности. Мамышев-Монро не высказывался в лоб, оставляя лазейку между собой и образами десятков других людей, при этом он удивительно обращался с психофизикой, выуживая мимические повадки, за которыми открываются и характерные черты. Пластический рисунок, вживание в героя он начинал с рисунка лица, рассматривая, как сам писал, «геометрические формы этих лиц, своеобразные портретные мандалы». И тут есть даже Цой.
Гигантскую ретроспективу-архив выстроить сложно, как трудно сохранить в этом жанре дистанцию по отношению к человеку, которого Елена Селина очень хорошо знала, – и как непросто, строя выставку, не подчинять художника своим концепциям. Она миновала Сциллу и Харибду, сформовав «Архив М» будто бы просто тематическими блоками, словно бы этаким 3D-каталогом, но так, что высвечиваются внутренние переклички и ассоциации, над которым начинаешь размышлять «поверх» этапов и отдельных проектов (от основанного с Тимуром Новиковым и другими «новыми академиками» «Пиратского телевидения» до рекламы ванных в духе хичкоковского «Психо» и до спектакля «Полоний») и разнообразия техник (от перевоплощений до «расцарапок», так он работал с фотографиями, живописи, авторских журналов). И если показывают «Боевой листок античеписта» и серию «Политбюро» – фантазии Мамышева-Монро о том, в каком обличье, подобно Керенскому (сам он появится в «Сказках о потерянном времени»), могли бы сбежать новые политики, то в следующем зале будет проект «Русские вопросы». И эти вопросы – от проблемы антисемитизма до карточной игры – художник аранжировал то в сказку про Ивана Царевича, то в мизансцену из «Пиковой дамы». И так же, раз мелькнула серия «Россия, которую мы потеряли» со старорежимными образами, перепутавшими платья и звания (Мамышев-Монро лихо мешает мужские лица и женские платья с чопорных карточек), то потом появятся хроники житья-бытья художника на Бали. Эти мотивы и подтексты из «всёческого» калейдоскопа жанров Мамышева-Монро выпрыгивают вдруг «сигнальными звоночками», и таких рифм и развитий темы тут много.
А экспликация к каждому проекту лежит на пюпитре то ли как партитура, то ли как раскрытая книга, учитывая и его внезапную гибель, и то, что нынешнюю ретроспективу Селина считает отправной точкой для будущих интерпретаций его искусства. И здесь недаром столько фотографий. Это и, как говорят организаторы, «постперформанс», и вместе с тем огромные стены самого большого зала, до потолка завешанные его снимками, образуют пантеон героев и антигероев и одновременно пантеон имени вечного мальчика Мамышева-Монро, пантеон, который в самом конце выставки будто «осыпается» лежащими на тумбе рабочими контрольками. Фотография – светопись. Свет – эмоция природы, атмосферы. Эмоция – мимика. Партитура мимики, ну и то, что проскальзывает между строк, между мимических складок – здесь налицо.
