Дарья Курдюкова
Картина лишь во второй раз покинула музей Орсэ. Фото автора
В последние дни тон в выставочной жизни Москвы задавал ГМИИ им. Пушкина. В выходные в рамках международного фестиваля фильмов об искусстве Perform здесь состоялась российская премьера документальной ленты голландского продюсера и режиссера Питера ван Хёйсте «Иероним Босх: вдохновленный дьяволом». Причем ажиотаж был такой, что музей устроил второй, дополнительный показ. А в начале недели из музея Орсэ сюда привезли знаменитую «Олимпию» Эдуарда Мане, и Москва – второй город, куда французы выпустили на гастроли свою обнаженную красавицу. Потом она отправится в Эрмитаж.
Не стоит искать скрытую тайну в названии «Иероним Босх: вдохновленный дьяволом». Скорее всего touched by the devil из оригинального названия – то есть тот, до кого дотронулся дьявол, как сам художник касался досок, создавая фантастических, часто адских персонажей, – в переводе был вытеснен словом «вдохновленный» в угоду броскости заголовка. Картине Хёйсте о Босхе – кстати, режиссерскому дебюту этого продюсера – однако броскость и чужда, и ни к чему. В 2010 году голландский искусствовед Маттайс Илсинк собрал команду для исследования работ Босха и попутной подготовки выставки, которая в 2016-м, в год 500-летия смерти художника, открылась в Музее Северного Брабанта в родном городе Босха Хертогенбосе. Илсинк стал ее сокуратором. На экране чередуются неистощимые на изобретательность босховские образы то панорамно, то в макросъемке; ломающие голову над атрибуцией ученые, и их «одиссея» по городам и музеям, сопровождаемая переговорами, соглашениями... и проблемами. По большому счету этот фильм – не только о Босхе, которого в 2016-м, вспоминая всем миром, можно сказать, возвели на Олимп, но и о том, что такое искусствоведческая работа. Расследования сменяются интригами – в музейном мире есть своя политика. Инфракрасная съемка, дендрохронология, – то, что помимо стилистического анализа помогает искусствоведам, как сказал один из героев фильма, предсказывать прошлое. Что-то у Босха, наследие которого сегодня исчисляется всего 25 работами, «отписывать», вызывая конфликты между музеями. А что-то, напротив, вводить в корпус его творений – как Илсинк сделал с «Искушением Св. Антония» из Музея искусств Нельсон-Эткинс в Канзас-Сити.
Эти движущиеся картинки сменились в Пушкинском на выставке неподвижными. Второй раз парижский Орсэ – с российской стороны благодаря президенту ГМИИ Ирине Антоновой, готовившей показ, – покинула «Олимпия» Эдуарда Мане (1863). Давно уже классика, а когда-то вызывавшая скандалы. Впервые картина выезжала из Орсэ в 2013-м, тогда ее возили на ретроспективу Мане в Венецию и показывали рядом с одним из «прототипов» (с ним, впрочем, художник одновременно и спорил своим полотном) – с тициановской «Венерой Урбинской», которая в ГМИИ тоже была, но в начале миллениума. Джорджоне, Тициан, Веласкес писали нагих Венер, Гойя со своей «Махой обнаженной» и Мане – современниц. Олимпию Мане писал с натурщицы Викторины Мёран (той же, что позировала ему для «Завтрака на траве», хотя не сразу скажешь, что это одна женщина). Мане выводит на сцену современности даму полусвета, причем на сцену – это почти буквально. Обнаженная героиня, скинувшая на кровать одну шелковую домашнюю туфельку, выхвачена светом из темноты. Хотя для Мане новая Венера, которой служанка подносит букет от посетителя, – еще и живописный экзерсис. Где он увлекается колористическими сочетаниями, «обрамляя» и «оттеняя» бледную кожу девушки то более холодными по тону белыми простынями и белой бумагой, в которую завернуты цветы, то палевым покрывалом и розовой блузой служанки. В музее же все это дополнительно решили «обрамить» образцами красоты разных эпох: слепком с копии с «Афродиты Книдской» Праксителя, картиной ученика Рафаэля Джулио Романо «Дама за туалетом, или Форнарина» и прелестно-непосредственной гогеновской картиной «Te Arii Vahine. Королева (Жена короля)». Кстати, Гоген в свое время копировал «Олимпию» Мане и, отправляясь в Океанию, взял с собой фотографию картины.
