Ольга Балла ХХ век не случайно отмечен двумя увлечениями, которые, на первый взгляд, кажутся противоположными друг другу. С одной стороны, невиданная в прежние времена (даже в XIX веке, когда фантастика в знакомом сегодня смысле только появилась и должна была бы по идее очень будоражить) популярность фантастической литературы, а затем и кино. С другой – бум интереса к сверхъестественному.
Почему кажется, будто эти вещи друг другу противоположны, – понятно. Корень фантастики, да еще научной – вера в рациональную сторону человеческого существа. Суть оккультизма – стремление высунуться за пределы разума и – пусть даже вполне рациональными средствами! – пощупать то, что в них не вмещается. Фантастика повествует о человеческой экспансии вовне; оккультизм занят освоением внутренних пространств человека – вплоть до тех дальних областей, где они соприкасаются с нечеловеческим. Впрочем, фантастического это тоже касается.
Чуть менее очевидно, что это разные стороны одного и того же.
Основной травмой для людей минувшего века стало то, что многие искренне считали величайшим достижением: «расколдованность» мира, как это называл Макс Вебер. Достижение (якобы) его прозрачности, выяснение (якобы) условий его принципиальной подконтрольности человеку. Отдельный вопрос, был ли мир и вправду так уж «расколдован», прозрачен и подконтролен, как одно время думали. Во всяком случае, вскоре выяснилось, что человек ничуть этому не рад. Опыта «расколдованности» мира – неважно, иллюзорного или нет, важно, что пережитого – человек не выдержал.
Ну что может быть невыносимее полного, исчерпывающего знания? Как свет прожектора в лицо: поневоле зажмуришься.
И оккультизм, и фантастику вызвало к жизни одно: чувство катастрофической недостаточности данного, доступного и понятного.
Все Новое Время напролет человека гнало вперед упорное стремление выходить за пределы достигнутого – подчинять себе все новые пространства. Не так уж важно, «внешние» или «внутренние». Главное, еще не освоенные – и обязательно освоить. Еще не подчиненные – и обязательно подчинить. Так сложилась целая культурная этика – ей повиновались и наука, и искусство, и социальная жизнь; устойчивый смысловой комплекс, который можно назвать «неврозом преодоления».
У фантастики и оккультизма – общая задача: так «покорять» мир, чтобы никогда его на самом деле не покорить. Так пересекать границу между известным и неизвестным, чтобы она всегда сохранялась. Чтобы мир оставался тайной.
Опыт его «расколдованности» если что и дал, так прежде всего – тоску по скрытому и недоступному. Но такому, которое и оставалось бы скрытым и недоступным. Чтобы можно было его домысливать, заселять до отказа своими ожиданиями и страхами, полу-надеясь, полу-опасаясь, что вот-вот из-за угла, такого вроде бы знакомого, вдруг возьмет да и выскочит – незваное, непрошеное, непредсказуемое – Что-То-Еще.
Константин Ремчуков 
