Глеб Шульпяков. В ОСОБЫХ случаях судьба дает подсказку - жаль только, что понимаешь ее только постфактум.
Я летел в Лондон 13 сентября. Атмосфера в полупустом салоне была нервозная, однако за моей спиной молодая пара как ни в чем не бывало болтала о тряпках и мужиках. Разговор шел на английском и запивался ирландским ликером. Голоса были хрипловатыми, но, судя по базару (и по ликеру), сомневаться не приходилось: за спиной сидят бабы.
И что же?
На выходе я обнаружил, что все это время за моей спиной болтали два юных гея, стриженные одинаковым бобриком. "О, великий бесполый английский язык, - косился я на них у таможенной стойки. - Ни поддержки в тебе, ни опоры. Одна безотносительность".
И выходил в город.
Я прилетел в Лондон на свадьбу к друзьям. Прием был на Стрэнде - шампанское лилось, лососина лоснилась, вокруг шелестел светский разговор. Ближе к ночи у столика с суши со мной разговорился молодой человек - черные джинсы, красная рубаха, телосложение плотное, рост чуть ниже среднего, глаза голубые, голос звонкий, стрижка короткая.
Мы быстро нашли общий язык - тем паче что остальная компания была примерно вдвое старше каждого из нас и поболтать было особенно не с кем. Его звали Сэм, он учился русской литературе у нашей невесты, степень получил за наших писателей 20-х годов, однако по-русски не говорил ни слова.
В общем, у нас было достаточно поводов, чтобы смыться с приема (шампанское не виски, много не выпьешь) - и стукнуть по скотчу в ближайшем пабе.
В пабе мой новый приятель подозрительно быстро окосел. Он стал хлопать меня по плечу, задираться к соседям по столику и кричать что-то про футбол в телевизоре. Тем не менее мы кое-как перевалили через Зощенко и стали подбираться к Платонову. Где-то на дне "Котлована" я сообразил, что мне пора восвояси - хозяева, у которых я остановился, были на машине и обещали подобрать меня на Стрэнде через пятнадцать минут. Однажды я уже имел удовольствие заблудиться в ночном Лондоне, а потому решил не рисковать - тем более что утром я улетал обратно в Москву.
Но не тут-то было.
Мой Сэм, узнав расклад, протрезвел, схватил за рукав и задышал: "Останься... Мы еще не обсудили прозу Белого... Тебе еще слишком рано... Хочешь, позвони с моего телефона друзьям и скажи, что доберешься своим ходом... Я покажу тебе Сохо... Come on, Gleb... Please..."
Несколько ошеломленный таким напором, я согласился - и мы двинули в Сохо.
...Чем англичане отличаются от американцев? Правильно - американцы пьют в пятницу на радостях, что пришли выходные, англичане надираются по воскресеньям от ужаса перед началом трудовой недели.
Лондон - город огромный и неправильный, пространство здесь кривое, а время скачет, как мячик по кочкам. Мы сорок минут продирались сквозь пьяную толпу среднего пола на улицах Сохо, загаженных пивом и мочой. Нищие на углах показывали нам дорогу, и Сэм щедро бросал медяки в их коробки. Наконец нужный бар был найден - на входе Сэм прошел бесплатно, с меня почему-то взяли фунт стерлингов, но тогда я не обратил на эту подсказку внимания.
А зря.
В баре был гул, смрад и липкие столики, но нам удалось взять по паре пива и пристроиться на скользком подоконнике. Сэм подмигивал мне, толкал в плечо, хватал за шею и что-то кричал в ухо. Слышно было плохо, но я на всякий случай кивал головой и соглашался. Через сорок минут, глянув на часы, я спросил его на предмет туалета перед дорогой на Викторию, откуда уходила последняя электричка.
Он взял меня за руку и потащил сквозь толпу. Наконец мы очутились в красном коридорчике, и он махнул рукой на дверь в углу - "Тебе туда!" - а сам скрылся за "женской" створкой.
"Вот черт! - думал я, стоя над унитазом. - Либо он straight, либо гей, либо одно из двух - но что ему делать в женском туалете?!!"
Да, читатель, да - случилось то, чего не могли предвидеть ни Зощенко, ни Платонов, ни большевики вместе с Андреем Белым. Мучаясь сомнениями, я вернулся на подоконник, куда вскоре плюхнулся мой Сэм, и стал украдкой его разглядывать. Действительно, теперь было видно, что здесь у Сэма как-то подозрительно округло, а тут совсем ничего нет. Ну и руки, конечно, и кожа на лице, и запястья... На всякий случай я задал Сэму несколько наводящих вопросов, но и так все было ясно: я провел вечер с женщиной.
...Мы стояли на перроне в подземке и ждали последнего поезда. Да, ее звали Саманта, и весь вечер она добивалась одного: чтобы мы провели ночь в ее доме к северу от Лондона. "О, великий бесполый английский язык", - думал я, грустно глядя в ее голубые глаза. "But why?" - отчаянно кричала она, хватая меня за рукава. Что я мог сказать? Что за целый вечер не разглядел в ней женщины? И что не так-то это легко - за пять минут справится с модальностью образа, который уже сложился? "I don"t feel like. Just don"t feel like" - отвечал я, освобождаясь от рук. Слава богу, в английском есть и такие "обтекаемые" фразы.
Тем временем народ на платформе прибывал, вокруг понимающе улыбались ("Педики ссорятся!"), но уже подходил мой поезд и я, махнув рукой, запрыгивал на площадку.
На этом история кончилась, и на следующее утро я улетел в Москву.
Продолжения не было.
Это потом, уже в Москве, мои друзья говорили, что я "уронил сексуальную честь русской поэзии" и что "ты должен был поехать навстречу поэтическому катарсису".
"Смешные люди! - думал я в ответ, вспоминая те минуты на подземной платформе. - Говорят о поэзии, как о футболе или борделе. Я-то хотел сказать о другом. О сексуальной власти образа, например. Или о языке, который забыл свои половые признаки, - и что из этого вышло. Речь в конце концов о людях, потерявших свой пол в этом городе, где e-mail можно отправить из телефонной будки, но энтропия все равно сожрет его с потрохами.
Дайте только время".
